5 поколение Мориэль. История одной семьи.
- Автор темы Lorraine
- Дата начала
-Кристо̀ф Мориэль, верно?
-Да, верно. Вы даже ударение в имени правильно поставили.
-Тяжело было произнести иначе, когда вы даже в электронном резюме умудрились подчеркнуть второй слог.
Я был взволнован. В голосе этого молодого человека слышались нотки презрения.
-Почему именно к нам? Миднайт Холоу – место не самое приятно для таких, как вы, - охотник за талантами поднял правую бровь, разглядывая моё лицо. Уверен, оно показалось ему слишком смазливым. Всем так кажется.
-Благодарю за вопрос. Дело в том, что именно этот город считается «столицей классики», если можно так выразиться. Именно сюда люди различных взглядов и мест жительства приезжают на величайшие концерты действующего оркестра, - слушатель прищурился, -кроме того, Миднайт Холоу – место необычных людей, живущих по своим правилам, как раз для таких, как я.
-Ну, кхм…- уголки губ азиата слегка приподнялись. –Если вам и найдется работа в нашем театре, то и правила здесь будут наши. Что касается вашей увлеченности... Хотя, нет, расскажите лучше о своих навыках.
-Я владею смычковыми струнными, струнными клавишными и орга̀ном, немного играю на ударных, немного пою.
-Как жаль, что сейчас у нас потребность только в акустической гитаре. Видимо, мы не сможем вам ничем помочь. Всего до…
-Постойте!– я точно видел, что театр искал скрипачей, но вовремя понял, почему мой собеседник так быстро пытался меня выставить.– Я уже переехал и готов взяться за любую работу. Техническую, сопроводительную – любую. И в будущем обязательно освою акустическую гитару.
Азиат улыбнулся и закрыл ладонью правую половину лица. Его дреды весьма экзотично сочетались с официальным костюмом. Он был мне по душе, но определенно хотел поиздеваться надо мной. Собеседник тотчас вышел, попросив пару минут, а я успел отчаяться, впасть в депрессию, потерять уверенность в себе (который раз) и далее по списку.
Когда охотник за талантами вернулся, на его лице красовалась довольная улыбка.
- Фанатская массовка. Пока всё.
Так я начал жизнь в Миднайт Холлоу, сменив костюм и галстук на рваную майку и джинсы.
Последние карманные деньги я потратил на покупку хорошей гитары. Быть может, я не владел ею в достаточной степени (не из-за её сложности, а из-за характера извлекаемого звука, который был далек от моих вкусовых предпочтений), но в качестве был сведущ. Её темно-красные очертания завораживали, напоминая мне о фигуре виолончели. Так её и назвал – Виолончель. Виола. Ви.
Мы с ней выдвинулись в сторону дома. Как мне удалось заметить, путь от театра до моего маленького несуразного домишки был невелик, цеплял прекрасный парк и даже громоздкую библиотеку. Я и Виола отправились в лоно природы, окутанное асфальтными преградами. Парк был прекрасен.
Но не моя игра. Вместе с тем, отчего-то люди, услышавшие мои нелепые потуги коснуться Ви, окружили меня, рассматривая и, вроде как, слушая. «Новенький», «зеленый», «милее моей жены» - чего я только ненароком не услышал. По всей видимости, эта толпа не только выглядела так, как хотела, но и вела себя соответствующе. В глубине души я был рад вниманию, пусть даже такому.
А вот чему я рад не был – так это запущенной ситуации с правопорядком в городе. Отец всегда считал, что порядок – в жизни, в городе, в стране, в голове – фундамент ясности и процветания. О чем это я, собственно - в городе ночью из-за уличного освещения казалось светлее, чем днем. Когда мы с Виолой вернулись из парка, я застал замкѝ своего нынешнего дома сломанными. Вор забрал только высокий подсвечник. Я удивлен, как он из жалости ко мне не оставил несколько симолеонов где-нибудь на столе. Жаль было бы его огорчать, но и подсвечник был всего лишь копией отцовского.
А вот замки мне поменять всё же пришлось.
Первый рабочий день вспоминать тоже не очень хочется. Как оказалось, у меня даже были коллеги по несчастью – всех их Хин Мун Джун отправлял в массовку, хотя они не претендовали на включение в оркестровый состав. В основном здесь собрались фанаты тяжелой музыки. С первого раза я не запомнил имена всех, но точно знал, кто на чем играл. Так, в свободное время, как говорили коллеги, они сами сочиняли песни – музыку и слова к ним. Тогда я впервые услышал её имя – Надя, так звали их вокалистку, от которой коллеги сходили с ума, но значения этой информации особо не придал. Светловолосый парень с собачьими повадками играл на бас-гитаре, длинноволосый был клавишником, юнец с тонкой бородкой, опоясывающей челюсть, был барабанщиком. И сам Хин Мун Джун (я всё ещё не знал, где здесь имя, поэтому называл нанимателя полностью) играл на электрогитаре. В любом случае, задачей фанатской массовки было «завести» публику, вести себя максимально преданно музыканту, отчасти неадекватно. Сказать, что это было весьма унизительно – ничего не сказать. Порой я ловил взгляды азиата, такие надменные и высокопарные, что хотелось отвернуться. Коллеги, само собой, рассказали мне, что наш начальник сам претендует на оркестровое место (как и я думал), но ему не хватает навыков владения инструментом. Забавно, видимо, Хин Мун Джун видел во мне соперника даже тогда, когда я вынужден был прыгать по фан-зоне с криками «Еще!».
Мы с Ви пытались найти общий язык. Она была требовательна ко мне, а я был вечно недоволен её голосом. Убеждая себя, что рано или поздно мы сумеем заговорить на равных, я старался вытягивать из нее хотя бы пару приятных аккордов, будто бы стачивая пальцы о натянутые струны Виолы. Столь же натянутые, как наши с ней отношения.
Надеюсь, когда-нибудь я пойму её.
-Да, верно. Вы даже ударение в имени правильно поставили.
-Тяжело было произнести иначе, когда вы даже в электронном резюме умудрились подчеркнуть второй слог.
Я был взволнован. В голосе этого молодого человека слышались нотки презрения.
-Почему именно к нам? Миднайт Холоу – место не самое приятно для таких, как вы, - охотник за талантами поднял правую бровь, разглядывая моё лицо. Уверен, оно показалось ему слишком смазливым. Всем так кажется.
-Благодарю за вопрос. Дело в том, что именно этот город считается «столицей классики», если можно так выразиться. Именно сюда люди различных взглядов и мест жительства приезжают на величайшие концерты действующего оркестра, - слушатель прищурился, -кроме того, Миднайт Холоу – место необычных людей, живущих по своим правилам, как раз для таких, как я.
-Ну, кхм…- уголки губ азиата слегка приподнялись. –Если вам и найдется работа в нашем театре, то и правила здесь будут наши. Что касается вашей увлеченности... Хотя, нет, расскажите лучше о своих навыках.
-Я владею смычковыми струнными, струнными клавишными и орга̀ном, немного играю на ударных, немного пою.
-Как жаль, что сейчас у нас потребность только в акустической гитаре. Видимо, мы не сможем вам ничем помочь. Всего до…
-Постойте!– я точно видел, что театр искал скрипачей, но вовремя понял, почему мой собеседник так быстро пытался меня выставить.– Я уже переехал и готов взяться за любую работу. Техническую, сопроводительную – любую. И в будущем обязательно освою акустическую гитару.
Азиат улыбнулся и закрыл ладонью правую половину лица. Его дреды весьма экзотично сочетались с официальным костюмом. Он был мне по душе, но определенно хотел поиздеваться надо мной. Собеседник тотчас вышел, попросив пару минут, а я успел отчаяться, впасть в депрессию, потерять уверенность в себе (который раз) и далее по списку.
Когда охотник за талантами вернулся, на его лице красовалась довольная улыбка.
- Фанатская массовка. Пока всё.
Так я начал жизнь в Миднайт Холлоу, сменив костюм и галстук на рваную майку и джинсы.
Последние карманные деньги я потратил на покупку хорошей гитары. Быть может, я не владел ею в достаточной степени (не из-за её сложности, а из-за характера извлекаемого звука, который был далек от моих вкусовых предпочтений), но в качестве был сведущ. Её темно-красные очертания завораживали, напоминая мне о фигуре виолончели. Так её и назвал – Виолончель. Виола. Ви.
Мы с ней выдвинулись в сторону дома. Как мне удалось заметить, путь от театра до моего маленького несуразного домишки был невелик, цеплял прекрасный парк и даже громоздкую библиотеку. Я и Виола отправились в лоно природы, окутанное асфальтными преградами. Парк был прекрасен.
Но не моя игра. Вместе с тем, отчего-то люди, услышавшие мои нелепые потуги коснуться Ви, окружили меня, рассматривая и, вроде как, слушая. «Новенький», «зеленый», «милее моей жены» - чего я только ненароком не услышал. По всей видимости, эта толпа не только выглядела так, как хотела, но и вела себя соответствующе. В глубине души я был рад вниманию, пусть даже такому.
А вот чему я рад не был – так это запущенной ситуации с правопорядком в городе. Отец всегда считал, что порядок – в жизни, в городе, в стране, в голове – фундамент ясности и процветания. О чем это я, собственно - в городе ночью из-за уличного освещения казалось светлее, чем днем. Когда мы с Виолой вернулись из парка, я застал замкѝ своего нынешнего дома сломанными. Вор забрал только высокий подсвечник. Я удивлен, как он из жалости ко мне не оставил несколько симолеонов где-нибудь на столе. Жаль было бы его огорчать, но и подсвечник был всего лишь копией отцовского.
А вот замки мне поменять всё же пришлось.
Первый рабочий день вспоминать тоже не очень хочется. Как оказалось, у меня даже были коллеги по несчастью – всех их Хин Мун Джун отправлял в массовку, хотя они не претендовали на включение в оркестровый состав. В основном здесь собрались фанаты тяжелой музыки. С первого раза я не запомнил имена всех, но точно знал, кто на чем играл. Так, в свободное время, как говорили коллеги, они сами сочиняли песни – музыку и слова к ним. Тогда я впервые услышал её имя – Надя, так звали их вокалистку, от которой коллеги сходили с ума, но значения этой информации особо не придал. Светловолосый парень с собачьими повадками играл на бас-гитаре, длинноволосый был клавишником, юнец с тонкой бородкой, опоясывающей челюсть, был барабанщиком. И сам Хин Мун Джун (я всё ещё не знал, где здесь имя, поэтому называл нанимателя полностью) играл на электрогитаре. В любом случае, задачей фанатской массовки было «завести» публику, вести себя максимально преданно музыканту, отчасти неадекватно. Сказать, что это было весьма унизительно – ничего не сказать. Порой я ловил взгляды азиата, такие надменные и высокопарные, что хотелось отвернуться. Коллеги, само собой, рассказали мне, что наш начальник сам претендует на оркестровое место (как и я думал), но ему не хватает навыков владения инструментом. Забавно, видимо, Хин Мун Джун видел во мне соперника даже тогда, когда я вынужден был прыгать по фан-зоне с криками «Еще!».
Мы с Ви пытались найти общий язык. Она была требовательна ко мне, а я был вечно недоволен её голосом. Убеждая себя, что рано или поздно мы сумеем заговорить на равных, я старался вытягивать из нее хотя бы пару приятных аккордов, будто бы стачивая пальцы о натянутые струны Виолы. Столь же натянутые, как наши с ней отношения.
Надеюсь, когда-нибудь я пойму её.
+0,5 за персонажа-основателя
--------
0,5
--------
0,5
Нашу заводную команду «фанатов массовки» Хин-Мун Джун стал определять на другие места. В основном ребята занялись технической подготовкой и сопровождением сцены (театр работал и на выезд для стадиона). Меня же персонально азиат поставил поближе к себе. Правда, неизменно ниже. Не прошло и двух месяцев, как я уже носил ему кофе, обновлял ленту твиттера и напоминал о каких-либо встречах. В дела более личные он меня не посвящал, чему я был несказанно рад.
А так как жил я в нескольких метрах от библиотеки (крайне удачное расположение участка), вечера я проводил в запахе пожелтевших, потемневших, но всё ещё ценных книг. Работал я по времени примерно так же, как учился в университете – так, посещать храм знаний было весьма привычно в поздние часы. Темнота – друг молодежи, ибо по ночам в библиотеке никого не было.
Совру, если скажу, что с Ви было легко. Я скучал по тонкости, жаждал этой грации всей душой, но Виола… Она была другой. Универсальный воин, мультибоец и просто хорошая гитара - как я мог жаловаться на неё? А ведь получалось. Даже ощущая, как она начинает поддаваться моим рукам, будто бы делая мне одолжение.
Так и было. Режиссеру театра нравились мои отношения с ней, но я не знал, кто победит, поэтому просто искал мира, обнимая Ви за тонкую талию.
То ли от этих недомолвок и примирений, то ли от надменно-презренного взгляда Хин-Муна, от которого я пока что безумно зависел, мне захотелось уединиться в третьей степени. Пусть даже дома я был один – полная бледная луна и фотографии кладбища Миднайт Холоу со всей своей готической прелестью манили меня, как парк аттракционов манит ребенка.
Не успел я раздеть Ви, как на горизонте мрачного кладбища в полнолуние появилась девушка. Ультракороткие шорты и цветная бейсболка ввели меня в ступор – я ожидал, хоть и не хотел, встретить здесь кого-нибудь черного и одинокого, вроде меня; быть может подростков, желавших острых ощущений, но никак не эти ультракороткие шорты!
- Что ты делаешь здесь в полнолуние? – с усмешкой спросила леди азиатской внешности.
- Простите, миледи, встречный вопрос.
Она слегка приоткрыла рот, набрав воздуха, и тут же выдохнула.
- Наверно, встречаю свою судьбу. Меня зовут Люси.
Мы проговорили с ней всю ночь. Забавная девушка говорила быстрым темпом, перебивая меня в попытках сообщить о своих аристократичных корнях и наследственном этикете. Виолу мне раздеть не удалось, и, пожалуй, в ту ночь у нее были все права обидеться на меня.
С Люси в следующий раз я встретился в другой части города. Пляж, на который она меня пригласила, был уютно обустроен маленькими домиками для проведения досуга. В такие моменты я понимал, что счета, которые оплачиваю со своей зарплаты, касались не только возможности пользоваться местным такси, но и такими обустроенными благами, как этот пляж.
Люси была в своем репертуаре. Её длинные подкачанные ноги сложно было не заметить издалека. Должен признаться, её внешность ужасно нравилась мне – тело, глаза, улыбка. Вот только мысли и их извлечение казались не столь притягательными для меня.
Сразу я тогда не понял, почему она выбрала пляж. Всё-таки какое-нибудь кафе или хотя бы кино – более очевидный выбор для девушки двадцать первого века.
А потом мимо меня прошла вторая Люси.
- Я бы сказала, что неприлично так пялиться на девушку, когда ты разговариваешь с другой, но по большому счету ты смотришь на меня.
Я с недоумением взглянул на Люси и посмел предположить:
- Две сестры-близнецы?
- Почти, - она улыбнулась, хотя в её улыбке читалось некое сожаление, что в какой-то степени она не может считать себя уникальной, - Три.
- Невероятная редкость! А где третья?
- В воде, где же еще. Сестру, которая только что прошла мимо, зовут Анни, а ту, что скоро превратится в русалку – Май. Ой, я сейчас, извини! – уронила Люси, упорхнув за сестрой.
Я подошел ближе к черте, разделяющей воду и сушу. А потом заметил её силуэт. Будто в том фильме про оранжевый свитер – меня тянуло прямо сейчас прыгнуть к ней в воду. До сих пор не могу понять, почему.
А так как жил я в нескольких метрах от библиотеки (крайне удачное расположение участка), вечера я проводил в запахе пожелтевших, потемневших, но всё ещё ценных книг. Работал я по времени примерно так же, как учился в университете – так, посещать храм знаний было весьма привычно в поздние часы. Темнота – друг молодежи, ибо по ночам в библиотеке никого не было.
Совру, если скажу, что с Ви было легко. Я скучал по тонкости, жаждал этой грации всей душой, но Виола… Она была другой. Универсальный воин, мультибоец и просто хорошая гитара - как я мог жаловаться на неё? А ведь получалось. Даже ощущая, как она начинает поддаваться моим рукам, будто бы делая мне одолжение.
Так и было. Режиссеру театра нравились мои отношения с ней, но я не знал, кто победит, поэтому просто искал мира, обнимая Ви за тонкую талию.
То ли от этих недомолвок и примирений, то ли от надменно-презренного взгляда Хин-Муна, от которого я пока что безумно зависел, мне захотелось уединиться в третьей степени. Пусть даже дома я был один – полная бледная луна и фотографии кладбища Миднайт Холоу со всей своей готической прелестью манили меня, как парк аттракционов манит ребенка.
Не успел я раздеть Ви, как на горизонте мрачного кладбища в полнолуние появилась девушка. Ультракороткие шорты и цветная бейсболка ввели меня в ступор – я ожидал, хоть и не хотел, встретить здесь кого-нибудь черного и одинокого, вроде меня; быть может подростков, желавших острых ощущений, но никак не эти ультракороткие шорты!
- Что ты делаешь здесь в полнолуние? – с усмешкой спросила леди азиатской внешности.
- Простите, миледи, встречный вопрос.
Она слегка приоткрыла рот, набрав воздуха, и тут же выдохнула.
- Наверно, встречаю свою судьбу. Меня зовут Люси.
Мы проговорили с ней всю ночь. Забавная девушка говорила быстрым темпом, перебивая меня в попытках сообщить о своих аристократичных корнях и наследственном этикете. Виолу мне раздеть не удалось, и, пожалуй, в ту ночь у нее были все права обидеться на меня.
С Люси в следующий раз я встретился в другой части города. Пляж, на который она меня пригласила, был уютно обустроен маленькими домиками для проведения досуга. В такие моменты я понимал, что счета, которые оплачиваю со своей зарплаты, касались не только возможности пользоваться местным такси, но и такими обустроенными благами, как этот пляж.
Люси была в своем репертуаре. Её длинные подкачанные ноги сложно было не заметить издалека. Должен признаться, её внешность ужасно нравилась мне – тело, глаза, улыбка. Вот только мысли и их извлечение казались не столь притягательными для меня.
Сразу я тогда не понял, почему она выбрала пляж. Всё-таки какое-нибудь кафе или хотя бы кино – более очевидный выбор для девушки двадцать первого века.
А потом мимо меня прошла вторая Люси.
- Я бы сказала, что неприлично так пялиться на девушку, когда ты разговариваешь с другой, но по большому счету ты смотришь на меня.
Я с недоумением взглянул на Люси и посмел предположить:
- Две сестры-близнецы?
- Почти, - она улыбнулась, хотя в её улыбке читалось некое сожаление, что в какой-то степени она не может считать себя уникальной, - Три.
- Невероятная редкость! А где третья?
- В воде, где же еще. Сестру, которая только что прошла мимо, зовут Анни, а ту, что скоро превратится в русалку – Май. Ой, я сейчас, извини! – уронила Люси, упорхнув за сестрой.
Я подошел ближе к черте, разделяющей воду и сушу. А потом заметил её силуэт. Будто в том фильме про оранжевый свитер – меня тянуло прямо сейчас прыгнуть к ней в воду. До сих пор не могу понять, почему.
0,5
+0,25 за друга (Люси)
------
0,75
+0,25 за друга (Люси)
------
0,75
Последнее редактирование:
Глянешь на неё – поранишься, причем неважно как: колким ли взглядом, или острыми ключицами.
Мне невообразимо хотелось сбросить пиджак и ринуться в воду, хотелось нарушить её и без того хрупкое состояние комфорта, вытолкнуть её из этой зоны и заставить краснеть в моем присутствии.
Правда, вышло наоборот.
Зная только её имя, я расположился на безопасном расстоянии от её женственного силуэта в ожидании чуда. И стал ждать, пока Май, наконец, выплывет или выйдет из воды.
Мне удалось сосчитать стулья, столы, деревья, обрамляющие подножия гор, еще я пытался считать время, на протяжении которого я жаждал этого зрелища. И пусть Люси и Анни были её внешней копией – острая, будто нож, Май умудрилась поранить меня своим недовольством. Оно было прекрасным, отчаянно женским и совершенно непонятным.
Как и полагается – Люси не стала дожидаться меня и свою третью сестру, а просто покинула пляж, на что-то зверски обиженная. Или мне показалось?
В любом случае, господа присяжные, я прождал её больше четырех часов (!), прежде чем эта миледи соизволила выйти из воды. И да, мне было абсолютно всё равно, что она не была в курсе моего ожидания, отчего и удивилась, когда я, подбежав, спросил:
- Как же так можно, мисс? Я ждал вас весь… - держа в голове слово «вечер», я наконец прозрел и увидел её тонкое и сильное тело, тогда же слово «вечер» стало заменяться «годом» или «веком». Неужели я предъявил претензию незнакомой мне девушке?
- Вы ждали меня весь или вы весь меня ждали? Поздравляю, правда я понятия не имею, кто вы и чего хотите. Вам повезло, что я не ударила вас от испуга, ведь уже почти час ночи.
Ох, я бы хотел, чтобы она попыталась.
- Простите мне мою навязчивость, Май, я знакомый вашей сестры Люси, она покинула пляж с Анни еще до того момента, как я был к этому готов, - здесь Май огорченно выдохнула.
- Что она вам еще обо мне сказала? И кто вы?
Так мы и познакомились.
Я проводил её до стоянки, а потом она уехала, оставив мне свой номер телефона, написанный черной гелиевой ручкой на аккуратном листочке, бережно вырванном из блокнота. Логотип слева в углу был очень знаком мне…
- Лейтенант Май Лау. Если возникнут трудности – обращайтесь.
И на самом деле трудности у меня возникли. Правда, уже не с ворами, а с её сестрой Люси. Та весьма недвусмысленно намекала мне в своих письмах, что хотела бы, чтобы я позвал её на свидание. Это странно. Девушка не должна просить о таком, я удивлен, как Люси этого не понимает. Хотя письма её я читал с преданным теплом, быть может, потому что представлял Май на её месте. Я не знаю.
Май не отвечала. Это было логично, холодно и бесконечно правильно – её поведение подстёгивало меня продолжать выдумывать разные способы ненароком с ней пересечься: улыбнуться, отправив бутылку вина за соседний столик, просто кивнуть в знак приветствия и напоминания о себе, быть может просто подарить цветы.
Но вместе этого – тишина. А перед глазами одна и та же девушка, вот уже который месяц.
Я знал о ней не больше, чем о Май. Во-первых, она точно работала в театре, но не являлась моей коллегой или начальником. Во-вторых, цвет её волос напоминал мне о Ви и наших трудных отношениях, а еще о вишне, о темном дубе, о бархате. В-третьих, эта девушка смотрела на меня. Я точно знал.
Она якобы случайно могла зацепить меня плечом, проходя мимо по улице, где было свободно.
Однажды ей даже удалось выудить из меня «извините», хотя я не был виноват в нашем столкновении. Знакомиться с ней я пока остерегался – уж слишком она торопится избежать длительности моего общества, хоть и напрашивается на него.
Незнакомка с вишневыми волосами и холодная как сталь Май дали толчок к моему творческому развитию. Я брался за всё, что предлагал театр, вопреки недовольству Хин-Муна. У меня получалось, вопреки и благодаря одиночеству. Хотя у меня была Ви. В конце концов, сегодня я точно знал, что больше всего на свете я люблю музыку.
Ибо не всегда те, кого я хотел бы любить, отвечают мне взаимностью.
Мне невообразимо хотелось сбросить пиджак и ринуться в воду, хотелось нарушить её и без того хрупкое состояние комфорта, вытолкнуть её из этой зоны и заставить краснеть в моем присутствии.
Правда, вышло наоборот.
Зная только её имя, я расположился на безопасном расстоянии от её женственного силуэта в ожидании чуда. И стал ждать, пока Май, наконец, выплывет или выйдет из воды.
Мне удалось сосчитать стулья, столы, деревья, обрамляющие подножия гор, еще я пытался считать время, на протяжении которого я жаждал этого зрелища. И пусть Люси и Анни были её внешней копией – острая, будто нож, Май умудрилась поранить меня своим недовольством. Оно было прекрасным, отчаянно женским и совершенно непонятным.
Как и полагается – Люси не стала дожидаться меня и свою третью сестру, а просто покинула пляж, на что-то зверски обиженная. Или мне показалось?
В любом случае, господа присяжные, я прождал её больше четырех часов (!), прежде чем эта миледи соизволила выйти из воды. И да, мне было абсолютно всё равно, что она не была в курсе моего ожидания, отчего и удивилась, когда я, подбежав, спросил:
- Как же так можно, мисс? Я ждал вас весь… - держа в голове слово «вечер», я наконец прозрел и увидел её тонкое и сильное тело, тогда же слово «вечер» стало заменяться «годом» или «веком». Неужели я предъявил претензию незнакомой мне девушке?
- Вы ждали меня весь или вы весь меня ждали? Поздравляю, правда я понятия не имею, кто вы и чего хотите. Вам повезло, что я не ударила вас от испуга, ведь уже почти час ночи.
Ох, я бы хотел, чтобы она попыталась.
- Простите мне мою навязчивость, Май, я знакомый вашей сестры Люси, она покинула пляж с Анни еще до того момента, как я был к этому готов, - здесь Май огорченно выдохнула.
- Что она вам еще обо мне сказала? И кто вы?
Так мы и познакомились.
Я проводил её до стоянки, а потом она уехала, оставив мне свой номер телефона, написанный черной гелиевой ручкой на аккуратном листочке, бережно вырванном из блокнота. Логотип слева в углу был очень знаком мне…
- Лейтенант Май Лау. Если возникнут трудности – обращайтесь.
И на самом деле трудности у меня возникли. Правда, уже не с ворами, а с её сестрой Люси. Та весьма недвусмысленно намекала мне в своих письмах, что хотела бы, чтобы я позвал её на свидание. Это странно. Девушка не должна просить о таком, я удивлен, как Люси этого не понимает. Хотя письма её я читал с преданным теплом, быть может, потому что представлял Май на её месте. Я не знаю.
Май не отвечала. Это было логично, холодно и бесконечно правильно – её поведение подстёгивало меня продолжать выдумывать разные способы ненароком с ней пересечься: улыбнуться, отправив бутылку вина за соседний столик, просто кивнуть в знак приветствия и напоминания о себе, быть может просто подарить цветы.
Но вместе этого – тишина. А перед глазами одна и та же девушка, вот уже который месяц.
Я знал о ней не больше, чем о Май. Во-первых, она точно работала в театре, но не являлась моей коллегой или начальником. Во-вторых, цвет её волос напоминал мне о Ви и наших трудных отношениях, а еще о вишне, о темном дубе, о бархате. В-третьих, эта девушка смотрела на меня. Я точно знал.
Она якобы случайно могла зацепить меня плечом, проходя мимо по улице, где было свободно.
Однажды ей даже удалось выудить из меня «извините», хотя я не был виноват в нашем столкновении. Знакомиться с ней я пока остерегался – уж слишком она торопится избежать длительности моего общества, хоть и напрашивается на него.
Незнакомка с вишневыми волосами и холодная как сталь Май дали толчок к моему творческому развитию. Я брался за всё, что предлагал театр, вопреки недовольству Хин-Муна. У меня получалось, вопреки и благодаря одиночеству. Хотя у меня была Ви. В конце концов, сегодня я точно знал, что больше всего на свете я люблю музыку.
Ибо не всегда те, кого я хотел бы любить, отвечают мне взаимностью.
0,75
Последнее редактирование:
Последнее, чего я ожидал от мечты стать музыкантом, так это то, что придется заниматься бумажной волокитой. Хотя, кого я обманываю: "придется" - это я сам себе придумал, чтобы как-то оправдать желание угодить Хин-Муну.
Я. Угодить. Начальству.
Пусть мне не везло в жизни, пусть леди, похитившая мое сердце, нелепо отшучивалась в редких диалогах со мной, но, черт, Крис, пасть так низко! Я действительно сделал то, что просил Хин-Мун, даже научился писать его имя правильно. Вроде.
И он дал мне должность, о да, он наградил меня куда больше, чем я рассчитывал. Он сделал меня главным рабочим сцены. Ура.
Несмотря на то, что объективно все было не так плохо (я оплачивал коммунальные счета, ел неплохую еду и брился с хорошей пеной), я ощущал непередаваемую, почти вакуумную пустоту. Меня не спасала даже Ви, потому что даже один случайный взгляд в её сторону напоминал мне, что я занимаюсь совсем не тем, чего на самом деле желал. Что в моем доме было пусто. Что никто не слышал ни мою игру, ни мой голос.
В тот момент я был почти уверен, что сломался. Что сдался.
А затем я взглянул на календарь.
Не прошло и года, как я решил сдаться, что? Неужели я настолько слаб?
Этого не может быть. Я не согласен.
Моё решение было четким и ясным – тотчас же звонить Хин-Муну, чтобы поговорить с ним «по-мужски». Меланхолия сменилось резкостью, мягкость – грубостью, и я, полный решимости, услышал заветное «Окей» от начальства. Мы встретились лицом к лицу.
И тут я понял.
Близко к тому, что было у Люси и Май.
- Я понимаю, что ты недоволен новой должностью, но давай это останется в пределах театра, - не здороваясь, сказал азиат, - Я не пытаюсь нажить себе врага.
- Поручения, которые ты мне дал сегодня...
- Ты мог отказаться.
- Сам знаешь, не мог.
- Ну и что с ними?
- Они не касаются групп, которые регистрировалась в нашем театре.
Хин-Мун улыбнулся, когда понял, что я хочу узнать правду таким наглым образом.
- Я знаю, что вы играете периодически сами, ты, мои коллеги и… эта… красноволосая.
- Надя.
- Надя. Но я не знал, что вы хотите...
- Еще рано об этом говорить! – громче обычного сказал Хин-Мун. Он явно не рассчитывал, что выйдет настолько внушительно, отчего осмотрелся по сторонам, убедившись, что кроме меня его никто не слышал и не хотел слышать.
- Красивый парк, - с ноткой ехидности фраза сорвалась с моих губ.
- Согласен.
И тут я понял.
Мы были похожи гораздо больше, чем хотелось бы.
*****
Иногда я видел Люси, будто бы специально поджидающей меня после работы. Она могла выглядеть нелепо: её вычурная прическа и любовь к спорту и тренировкам не складывались в моей голове воедино. Я в детстве наивно полагал, что принцессы рождаются изначально тоненькими и никогда не потеют. Как же я был удивлен узнать, что они еще и переваривают пищу!
Но это было давно. Сейчас я знал, что Люси не просто так щеголяет передо мной в ультракоротких шортах. Опять.
- Меня зовут Надя, - мелодичный голос явно хотел быть услышанным.
Я в тот день как раз люто устал, мечтая только о кровати. Но она… Она продолжила.
- Хин-Мун говорил о тебе, куколка, приходи завтра в парк – послушаешь годную музыку, - убегая в машину и не ожидая моего ответа, почти выкрикивала красноволосая девушка.
Постойте-ка.
В смысле куколка?!
Я. Угодить. Начальству.
Пусть мне не везло в жизни, пусть леди, похитившая мое сердце, нелепо отшучивалась в редких диалогах со мной, но, черт, Крис, пасть так низко! Я действительно сделал то, что просил Хин-Мун, даже научился писать его имя правильно. Вроде.
И он дал мне должность, о да, он наградил меня куда больше, чем я рассчитывал. Он сделал меня главным рабочим сцены. Ура.
Несмотря на то, что объективно все было не так плохо (я оплачивал коммунальные счета, ел неплохую еду и брился с хорошей пеной), я ощущал непередаваемую, почти вакуумную пустоту. Меня не спасала даже Ви, потому что даже один случайный взгляд в её сторону напоминал мне, что я занимаюсь совсем не тем, чего на самом деле желал. Что в моем доме было пусто. Что никто не слышал ни мою игру, ни мой голос.
В тот момент я был почти уверен, что сломался. Что сдался.
А затем я взглянул на календарь.
Не прошло и года, как я решил сдаться, что? Неужели я настолько слаб?
Этого не может быть. Я не согласен.
Моё решение было четким и ясным – тотчас же звонить Хин-Муну, чтобы поговорить с ним «по-мужски». Меланхолия сменилось резкостью, мягкость – грубостью, и я, полный решимости, услышал заветное «Окей» от начальства. Мы встретились лицом к лицу.
И тут я понял.
Близко к тому, что было у Люси и Май.
- Я понимаю, что ты недоволен новой должностью, но давай это останется в пределах театра, - не здороваясь, сказал азиат, - Я не пытаюсь нажить себе врага.
- Поручения, которые ты мне дал сегодня...
- Ты мог отказаться.
- Сам знаешь, не мог.
- Ну и что с ними?
- Они не касаются групп, которые регистрировалась в нашем театре.
Хин-Мун улыбнулся, когда понял, что я хочу узнать правду таким наглым образом.
- Я знаю, что вы играете периодически сами, ты, мои коллеги и… эта… красноволосая.
- Надя.
- Надя. Но я не знал, что вы хотите...
- Еще рано об этом говорить! – громче обычного сказал Хин-Мун. Он явно не рассчитывал, что выйдет настолько внушительно, отчего осмотрелся по сторонам, убедившись, что кроме меня его никто не слышал и не хотел слышать.
- Красивый парк, - с ноткой ехидности фраза сорвалась с моих губ.
- Согласен.
И тут я понял.
Мы были похожи гораздо больше, чем хотелось бы.
*****
Иногда я видел Люси, будто бы специально поджидающей меня после работы. Она могла выглядеть нелепо: её вычурная прическа и любовь к спорту и тренировкам не складывались в моей голове воедино. Я в детстве наивно полагал, что принцессы рождаются изначально тоненькими и никогда не потеют. Как же я был удивлен узнать, что они еще и переваривают пищу!
Но это было давно. Сейчас я знал, что Люси не просто так щеголяет передо мной в ультракоротких шортах. Опять.
- Меня зовут Надя, - мелодичный голос явно хотел быть услышанным.
Я в тот день как раз люто устал, мечтая только о кровати. Но она… Она продолжила.
- Хин-Мун говорил о тебе, куколка, приходи завтра в парк – послушаешь годную музыку, - убегая в машину и не ожидая моего ответа, почти выкрикивала красноволосая девушка.
Постойте-ка.
В смысле куколка?!
0,75
+0,25 за друга (Хин-Мун Джун, №2)
= 1
+0,25 за друга (Хин-Мун Джун, №2)
= 1
Последнее редактирование:
Я еще даже не подъезжал к парку, когда услышал металлический звук. Кажется, всё уже началось. Очевидно, что в таком городе, как Миднайт Холоу, каждый полуторный любил тяжелую музыку, хотя признаюсь, она больше прочих напоминала мне настоящую, поэтому я относился к ней со здравым любопытством. В свое время. Так, я слышал Хин-Муна с кавером на Slipknot, а затем и Надю, исполняющей репертуар In This Moment. На самом деле её голос был куда выше, чем требовалось для такой музыки. Отчасти, было мило наблюдать, как такая маленькая девочка извлекает такие страшные и/или красивые звуки, но я еще не простил ей «куколку».
Я понял, что они были местными звездами. Их узнавали. Удивление моё было весьма заметным – среди всей группы в театре я знал что-то действительно музыкально значимое только о Хин-Муне. Я не мог понять эту неуверенность при таком количестве слушателей, но вся их деятельность ограничивалась небольшим балаганом.
А потом Надя пела романсы.
Мой мозг тотчас переименовал её в Надин.
Всё кончилось, когда пошел небольшой дождь. Быть может, это было совпадение.
Я подошел к ним.
- Миледи, вы назвали меня куколкой вчера!
- После всего ты называешь меня миледи? Да, Хин, он действительно поехавший, - улыбаясь, сказала Надин, - Куколка не в смысле барби, а в смысле «кокон», - она прищурилась, - Хотя и на кена ты ой как похож.
Я улыбнулся. Вблизи она была еще более необычной. Странная девушка со странным ходом мысли. Мне казалось, что она у меня на ладони: я мог прочитать её, мог манипулировать ей, мог… не мог. Надин просто создавала такое впечатление. Нарочно.
Что было точно и перманентно на ней написано – музыкант. У неё были особые чувства к своему делу, в этом мы точно были очень похожи.
Представить себе не могу, как она после своего небольшого концерта так долго могла использовать голосовые связки! Мы проболтали часа три. Надин любила музыку и хотела многого добиться своим располагающим к общению сумасшествием. Единомышленница.
Но почему с таким талантом она все ещё не выступает на сцене в полной мере?
Хин-Мун позвал её жестом. Надин поспешно обняла меня, шепнув на ухо, что боится меня, и, следуя за азиатом, скрылась. В своем кармане я нашел её номер телефона на обворованной бумажке в клеточку. Кажется, я видел что-то похожее.
*****
С течением времени Хин-Мун сам пытался сделать меня несколько ближе к себе. За небольшое проявление себя я мог получить ощутимую надбавку. Не знаю, связано ли это было с моим талантом, с желанием держать врага на минимальном расстоянии или с тем, что я кое-что понял про его отношение к Надин.
Хоть и понял это не сразу.
Ввязываться в это мне не хотелось. Сначала.
Сначала я просто потратился на небольшую аудиосистему, чтобы придать своему дому некоторое ощущение моего присутствия.
Но глупость моя была безгранична.
Даже осознавая, что мельком глянуть на нее было бы неправильно в отношениях меня и Хин-Муна, вишневые волосы Надин не выходили из моей головы. Мне хотелось написать ей, что я думаю о её почти детской улыбке; о неожиданно прекрасном, сильном и ужасающем голосе, о её розовой коже и интригующей игривости. Признаюсь, я даже достал настоящие чернила и плотную бумагу, но… Мои переживания, запустившие кровоток сознания, напомнили мне о ней.
О Май.
Я бросил перо и судорожно набирал её номер в телефоне, понятия не имея, что хочу сказать.
А она не просто не подняла трубку – она сбросила вызов.
Май подстегивала меня, как будто быка красной тряпкой.
Даже немного зная эту девушку я понимал, что она хочет увидеть мою изворотливость. Ну и пожалуйста! С таким лозунгом я напросился на чай к Люси. Это было несколько подло, учитывая, что я пользовался своим положением, покорно считая, что Май того стоит.
Собственно, дома я её не застал. Лишь Анни в странном, почти животном состоянии. Люси тоже не знала, что с этим сделать, но относилась к таким проявления более спокойно, нежели я. Видимо, я всё ещё новенький в этом месте. Куколка.
- Что с Анни происходит?
- Город этот с ней происходит. Или ты думал, что в Миднайте всё ненастоящее?
- Я вообще ничего не думал, я спросить кое-что хотел у тебя. Но меня вот это уничтожение мебели отвлекло сильно, - я нахмурился, - То есть тут такое с каждым бывает?
- Не с каждым. Смотря, к чему ты расположен будешь, - Люси взглянула на Анни, - Мы с Май пока что еще нормальные люди, это может измениться, а может и нет. Как получится.
Я вспомнил отца. Он был родом из Мунлайт Фолз и рассказывал мне о необычных людях и о том, что сам когда-то думал, что таковым является. Но к черту.
- На самом деле я пришел узнать, где я могу найти Май.
На лице Люси не пошевелился ни один нерв. Понятия не имею, как она сдерживалась и, тем более, зачем.
- Она просила не говорить тебе, - значит она помнила обо мне, - Но я скажу, свалив всё на Анни.
- Почему?
- Потому что этого хочешь ты.
*****
- Дьявол тебя побери, что ты здесь делаешь?!
Май была зла. Она не хотела, чтобы я нашел её, но я нашел.
- Ты не можешь больше меня избегать.
- Я всегда могу. Крис, я не одна, - сердце предательски кольнуло, но решимости это не убавило, - Твоя настойчивость меня пугает. Я посажу тебя на десять суток просто так, если ты не успокоишься.
Ох, какая она жестокая! Это сводит с ума. По запаху кажется, что она ела булочки с корицей, как будто домашняя маленькая девочка, а ведет себя как настоящая тюремщица.
Я обнаглел и обвил руки вокруг её талии. Возмущенная, она делала вид, что пытается вырваться, но из-за этого я забыл об этикете. На улице было слишком холодно для того, чтобы позволять Май ходить в такой форме. Оставив свои попытки убежать, она выдохнула у меня на плече. Игнорируя меня столько времени, скрываясь и убегая, сейчас Май казалась мне самой близкой на свете, хоть я и знал о ней не больше, чем о своем пиджаке.
- Я устала, - как будто тоже считая меня самым близким, прошептала она.
Немного отстранившись, я уловил печальный взгляд Май. Мы друг друга не знали. Почти.
Но что-то безумно тянуло меня к этой прекрасной леди.
Твердая снаружи.
Нежная внутри.
Я понял, что они были местными звездами. Их узнавали. Удивление моё было весьма заметным – среди всей группы в театре я знал что-то действительно музыкально значимое только о Хин-Муне. Я не мог понять эту неуверенность при таком количестве слушателей, но вся их деятельность ограничивалась небольшим балаганом.
А потом Надя пела романсы.
Мой мозг тотчас переименовал её в Надин.
Всё кончилось, когда пошел небольшой дождь. Быть может, это было совпадение.
Я подошел к ним.
- Миледи, вы назвали меня куколкой вчера!
- После всего ты называешь меня миледи? Да, Хин, он действительно поехавший, - улыбаясь, сказала Надин, - Куколка не в смысле барби, а в смысле «кокон», - она прищурилась, - Хотя и на кена ты ой как похож.
Я улыбнулся. Вблизи она была еще более необычной. Странная девушка со странным ходом мысли. Мне казалось, что она у меня на ладони: я мог прочитать её, мог манипулировать ей, мог… не мог. Надин просто создавала такое впечатление. Нарочно.
Что было точно и перманентно на ней написано – музыкант. У неё были особые чувства к своему делу, в этом мы точно были очень похожи.
Представить себе не могу, как она после своего небольшого концерта так долго могла использовать голосовые связки! Мы проболтали часа три. Надин любила музыку и хотела многого добиться своим располагающим к общению сумасшествием. Единомышленница.
Но почему с таким талантом она все ещё не выступает на сцене в полной мере?
Хин-Мун позвал её жестом. Надин поспешно обняла меня, шепнув на ухо, что боится меня, и, следуя за азиатом, скрылась. В своем кармане я нашел её номер телефона на обворованной бумажке в клеточку. Кажется, я видел что-то похожее.
*****
С течением времени Хин-Мун сам пытался сделать меня несколько ближе к себе. За небольшое проявление себя я мог получить ощутимую надбавку. Не знаю, связано ли это было с моим талантом, с желанием держать врага на минимальном расстоянии или с тем, что я кое-что понял про его отношение к Надин.
Хоть и понял это не сразу.
Ввязываться в это мне не хотелось. Сначала.
Сначала я просто потратился на небольшую аудиосистему, чтобы придать своему дому некоторое ощущение моего присутствия.
Но глупость моя была безгранична.
Даже осознавая, что мельком глянуть на нее было бы неправильно в отношениях меня и Хин-Муна, вишневые волосы Надин не выходили из моей головы. Мне хотелось написать ей, что я думаю о её почти детской улыбке; о неожиданно прекрасном, сильном и ужасающем голосе, о её розовой коже и интригующей игривости. Признаюсь, я даже достал настоящие чернила и плотную бумагу, но… Мои переживания, запустившие кровоток сознания, напомнили мне о ней.
О Май.
Я бросил перо и судорожно набирал её номер в телефоне, понятия не имея, что хочу сказать.
А она не просто не подняла трубку – она сбросила вызов.
Май подстегивала меня, как будто быка красной тряпкой.
Даже немного зная эту девушку я понимал, что она хочет увидеть мою изворотливость. Ну и пожалуйста! С таким лозунгом я напросился на чай к Люси. Это было несколько подло, учитывая, что я пользовался своим положением, покорно считая, что Май того стоит.
Собственно, дома я её не застал. Лишь Анни в странном, почти животном состоянии. Люси тоже не знала, что с этим сделать, но относилась к таким проявления более спокойно, нежели я. Видимо, я всё ещё новенький в этом месте. Куколка.
- Что с Анни происходит?
- Город этот с ней происходит. Или ты думал, что в Миднайте всё ненастоящее?
- Я вообще ничего не думал, я спросить кое-что хотел у тебя. Но меня вот это уничтожение мебели отвлекло сильно, - я нахмурился, - То есть тут такое с каждым бывает?
- Не с каждым. Смотря, к чему ты расположен будешь, - Люси взглянула на Анни, - Мы с Май пока что еще нормальные люди, это может измениться, а может и нет. Как получится.
Я вспомнил отца. Он был родом из Мунлайт Фолз и рассказывал мне о необычных людях и о том, что сам когда-то думал, что таковым является. Но к черту.
- На самом деле я пришел узнать, где я могу найти Май.
На лице Люси не пошевелился ни один нерв. Понятия не имею, как она сдерживалась и, тем более, зачем.
- Она просила не говорить тебе, - значит она помнила обо мне, - Но я скажу, свалив всё на Анни.
- Почему?
- Потому что этого хочешь ты.
*****
- Дьявол тебя побери, что ты здесь делаешь?!
Май была зла. Она не хотела, чтобы я нашел её, но я нашел.
- Ты не можешь больше меня избегать.
- Я всегда могу. Крис, я не одна, - сердце предательски кольнуло, но решимости это не убавило, - Твоя настойчивость меня пугает. Я посажу тебя на десять суток просто так, если ты не успокоишься.
Ох, какая она жестокая! Это сводит с ума. По запаху кажется, что она ела булочки с корицей, как будто домашняя маленькая девочка, а ведет себя как настоящая тюремщица.
Я обнаглел и обвил руки вокруг её талии. Возмущенная, она делала вид, что пытается вырваться, но из-за этого я забыл об этикете. На улице было слишком холодно для того, чтобы позволять Май ходить в такой форме. Оставив свои попытки убежать, она выдохнула у меня на плече. Игнорируя меня столько времени, скрываясь и убегая, сейчас Май казалась мне самой близкой на свете, хоть я и знал о ней не больше, чем о своем пиджаке.
- Я устала, - как будто тоже считая меня самым близким, прошептала она.
Немного отстранившись, я уловил печальный взгляд Май. Мы друг друга не знали. Почти.
Но что-то безумно тянуло меня к этой прекрасной леди.
Твердая снаружи.
Нежная внутри.
После этого поцелуя я запутался окончательно.
+ 0,25*2 (друг Надя №3, друг Май №4)
= 1,5
= 1,5
Последнее редактирование:
Я никогда не любил вечеринки. Светские посиделки, литературные чтения, стихотворные вечера – ещё куда ни шло, но вечеринки… Костюмированные «тусовки». Я был безумно удивлён уверенностью Люси в том, что пригласить меня – хорошая идея. Впрочем, мне захотелось удивить её еще больше, чем она меня – я выбрал костюм дворецкого, а для убедительности образа решил приготовить какое-нибудь блюдо для гостей. Дальше бутерброда дело не зашло.
Конечно я понимал, что на этой же вечеринке будет Май. Правда, ей над костюмом думать особо не хотелось (я её понимаю), поэтому я увидел её в рабочей форме. Снова. И она безумно ей шла.
К сожалению, Люси сделала вид, будто бы не знала о планах сестры и попыталась нарядиться так же, как по «воле случая» выглядела Май. Еще там был странный парень в маске маньяка или участника группы Надин, точно не знаю, и какой-то синий человек-инопланетянин. Странная компания, в общем.
В какой момент я понял, что вечеринка не удалась?
В тот, когда один из приглашенных потребовал принести ему овсянку, а когда я отказался, назвал дрянной прислугой.
Нет, я конечно понимаю, что три сестры за свою жизнь заработали на приличный и дорогой дом, но обида от этого меньше не становилась.
А еще в тот, когда Люси минуты две смотрела мне в глаза, надеясь, что я тоже остановлю свой взгляд на её персоне. Я ощущал себя монстром. Обиженным монстром.
По правде говоря, тот вечер мне запомнился даже не столько вечеринкой, сколько нарочитостью игнорирования моего присутствия со стороны моей миледи. Она дала мне понять, что совсем не моя. Пока что.
Когда я благодарил Люси за «прекрасный» вечер, Май даже не удосужилась попрощаться со мной! Ни слова за всю вечеринку! Но стоп, подумал я, куда же она направляется?
Так я узнал, что её фраза «я не одна» означает «я почти замужем за другим человеком и живу с ним по соседству со своими сестрами».
Ей хватило наглости пригласить меня, ошарашенного, в свой (?) дом. Я мог списать это только на то, что, кажется, её сожитель стоял на крыльце, разглядывая мой силуэт. Она хотела выставить меня своим другом? Господи, я совершенно не понимаю женщин.
Но когда я зашел в дом, кажется, всё понял.
- Прекрасный, дорогой и роскошный дом, Май, ты наверняка здесь только потому, что очень любишь этого симпатичного джентльмена – яро нагрубив, но шепотом произнес я. Меркантильность! Расчет! Ложь! Моя леди не может любить собакоподобное существо!
- Как ты смеешь так говорить со мной в моем доме? – сказала Май и задумалась. А что, если дом был не её? – Я не обязана оправдываться перед тобой.
- Ты мне вообще ничем не обязана. Но это не значит, что я буду спокойно смотреть, как такая девушка, как ты, портить себе жизнь.
- Что ты несешь?! Во-первых, таких как я вообще трое, а во-вторых, я могу испортить только твое личное дело! – её лейтенантские угрозы меня забавляли.
- Если ты сейчас взглянешь мне в глаза и скажешь, что любишь его, я уйду, и больше ты никогда не увидишь меня.
Моя леди была решительна. Она взглянула на меня так пристально, что я испугался, как бы она не оставила на мне дырок. Но крепко сжатые зубы и нахмуренные брови буквально через десять секунд сменились задумчиво-печальным взглядом, устремившимся прямо в плинтус.
- Иди к Люси. Финеас сейчас захочет разобраться с тобой.
- Мне нужна только ты. И я сделаю всё, чтобы ты поняла это.
На этой фразе вошел её… жених? Я так и не понял. Он с криком прогнал Май из комнаты, его неровная челюсть не могла сдержать нахлынувшего объема слюны, а лишние волосы по всей коже задержали на себе отвратительные брызги. Мне стало мерзко, ведь даже Анни с явно похожими чертами в этом облике не вела себя столь агрессивно и противно. Я был зол! Никто не смеет так разговаривать с моей леди.
Да, не стану спорить, рассеченная бровь и губа не стали моим лучшим украшением (кто бы что ни говорил про мужчин), но оно того стоило.
Мне писали они обе, но несколько разные вещи. Май мало говорила о своих чувствах, лишь передавала извинения за случившееся, но заранее сказав, что я сам виноват. Девушки весьма однозначны, да. А Люси в своем репертуаре «поделилась тайной» о том, что её сестра живет с таким же существом, как Анни. Своевременно. И конечно же её эмоции. Много эмоций.
Настолько много, что она искала повод со мной встретиться. Даже нелепый – неважно. Лишь бы был.
Итак, какие выводы я сделал для себя:
1) Я должен суметь обеспечить для Май такую жизнь, к которой она привыкла. Мне нужны деньги.
2) Она знает о том, что Люси пытается завязать со мной отношения.
3) Я влюблен.
Третий пункт я осознал только тогда, когда заметил одинокую Ви, стоящую в углу комнаты. Как давно я не думал о ней? Она скучает по моим рукам? А я скучаю по голосу и талии Виолы?
В первую очередь я хотел касаться Май так же, как Ви, а может и больше.
И только потом уже возвращаться к голубой мечте о прекрасной музе.
Вот именно тогда я понял, что эта девушка ослепила меня своим бесконечным холодом. Я был уверен в своих силах справиться с ним, что тоже странно. Я стал глупее, прямолинейнее, наивнее. Я желал её.
Может я преувеличиваю? Может она просто играет со мной, пытаясь повысить свою самооценку? Запутался.
А потом пришла Надин. В мой маленький несуразный дом. Она сказала, что заглянула просто по пути домой, но я точно знал, что дом Хин-Муна находится в другой части города, а Надин свой адрес я не давал. В общем, я впустил её. Она тоже вела себя скомкано и неловко, будто бы провинилась передо мной. Во мне проснулось желание разгадать и её. Целиком и по-настоящему. Не больше. В отличие от Май, красноволосая Надин казалась мне простой, но в то же время почти родной душой.
У нас было очень много схожих интересов и взглядов, мы оба жили любовью к музыке и оба знали цену за эту любовь к ней. Её глаза успокаивали меня, а высокое щебетание о чем-то случайном отвлекало от грустных мыслей. Красное солнышко какое-то. В эмоциональном порыве я даже ляпнул, что, кажется, влюблен. Надин раскраснелась и поторопилась удалиться, а я, поглощая исконно мужскую литературу
Решил поступить по-мужски, вопреки маленькой сумме на счете, нерешительности и её холоду.
Я должен пригласить её на настоящее свидание! Постой, но у меня нет денег на то, чтобы сводить её в ресторан… К черту, я должен пригласить её к себе! Да! Я смогу убедить её в том, что она должна быть со мной!
Пожалуйста, пусть это окажется правдой.
Конечно я понимал, что на этой же вечеринке будет Май. Правда, ей над костюмом думать особо не хотелось (я её понимаю), поэтому я увидел её в рабочей форме. Снова. И она безумно ей шла.
К сожалению, Люси сделала вид, будто бы не знала о планах сестры и попыталась нарядиться так же, как по «воле случая» выглядела Май. Еще там был странный парень в маске маньяка или участника группы Надин, точно не знаю, и какой-то синий человек-инопланетянин. Странная компания, в общем.
В какой момент я понял, что вечеринка не удалась?
В тот, когда один из приглашенных потребовал принести ему овсянку, а когда я отказался, назвал дрянной прислугой.
Нет, я конечно понимаю, что три сестры за свою жизнь заработали на приличный и дорогой дом, но обида от этого меньше не становилась.
А еще в тот, когда Люси минуты две смотрела мне в глаза, надеясь, что я тоже остановлю свой взгляд на её персоне. Я ощущал себя монстром. Обиженным монстром.
По правде говоря, тот вечер мне запомнился даже не столько вечеринкой, сколько нарочитостью игнорирования моего присутствия со стороны моей миледи. Она дала мне понять, что совсем не моя. Пока что.
Когда я благодарил Люси за «прекрасный» вечер, Май даже не удосужилась попрощаться со мной! Ни слова за всю вечеринку! Но стоп, подумал я, куда же она направляется?
Так я узнал, что её фраза «я не одна» означает «я почти замужем за другим человеком и живу с ним по соседству со своими сестрами».
Ей хватило наглости пригласить меня, ошарашенного, в свой (?) дом. Я мог списать это только на то, что, кажется, её сожитель стоял на крыльце, разглядывая мой силуэт. Она хотела выставить меня своим другом? Господи, я совершенно не понимаю женщин.
Но когда я зашел в дом, кажется, всё понял.
- Прекрасный, дорогой и роскошный дом, Май, ты наверняка здесь только потому, что очень любишь этого симпатичного джентльмена – яро нагрубив, но шепотом произнес я. Меркантильность! Расчет! Ложь! Моя леди не может любить собакоподобное существо!
- Как ты смеешь так говорить со мной в моем доме? – сказала Май и задумалась. А что, если дом был не её? – Я не обязана оправдываться перед тобой.
- Ты мне вообще ничем не обязана. Но это не значит, что я буду спокойно смотреть, как такая девушка, как ты, портить себе жизнь.
- Что ты несешь?! Во-первых, таких как я вообще трое, а во-вторых, я могу испортить только твое личное дело! – её лейтенантские угрозы меня забавляли.
- Если ты сейчас взглянешь мне в глаза и скажешь, что любишь его, я уйду, и больше ты никогда не увидишь меня.
Моя леди была решительна. Она взглянула на меня так пристально, что я испугался, как бы она не оставила на мне дырок. Но крепко сжатые зубы и нахмуренные брови буквально через десять секунд сменились задумчиво-печальным взглядом, устремившимся прямо в плинтус.
- Иди к Люси. Финеас сейчас захочет разобраться с тобой.
- Мне нужна только ты. И я сделаю всё, чтобы ты поняла это.
На этой фразе вошел её… жених? Я так и не понял. Он с криком прогнал Май из комнаты, его неровная челюсть не могла сдержать нахлынувшего объема слюны, а лишние волосы по всей коже задержали на себе отвратительные брызги. Мне стало мерзко, ведь даже Анни с явно похожими чертами в этом облике не вела себя столь агрессивно и противно. Я был зол! Никто не смеет так разговаривать с моей леди.
Да, не стану спорить, рассеченная бровь и губа не стали моим лучшим украшением (кто бы что ни говорил про мужчин), но оно того стоило.
Мне писали они обе, но несколько разные вещи. Май мало говорила о своих чувствах, лишь передавала извинения за случившееся, но заранее сказав, что я сам виноват. Девушки весьма однозначны, да. А Люси в своем репертуаре «поделилась тайной» о том, что её сестра живет с таким же существом, как Анни. Своевременно. И конечно же её эмоции. Много эмоций.
Настолько много, что она искала повод со мной встретиться. Даже нелепый – неважно. Лишь бы был.
Итак, какие выводы я сделал для себя:
1) Я должен суметь обеспечить для Май такую жизнь, к которой она привыкла. Мне нужны деньги.
2) Она знает о том, что Люси пытается завязать со мной отношения.
3) Я влюблен.
Третий пункт я осознал только тогда, когда заметил одинокую Ви, стоящую в углу комнаты. Как давно я не думал о ней? Она скучает по моим рукам? А я скучаю по голосу и талии Виолы?
В первую очередь я хотел касаться Май так же, как Ви, а может и больше.
И только потом уже возвращаться к голубой мечте о прекрасной музе.
Вот именно тогда я понял, что эта девушка ослепила меня своим бесконечным холодом. Я был уверен в своих силах справиться с ним, что тоже странно. Я стал глупее, прямолинейнее, наивнее. Я желал её.
Может я преувеличиваю? Может она просто играет со мной, пытаясь повысить свою самооценку? Запутался.
А потом пришла Надин. В мой маленький несуразный дом. Она сказала, что заглянула просто по пути домой, но я точно знал, что дом Хин-Муна находится в другой части города, а Надин свой адрес я не давал. В общем, я впустил её. Она тоже вела себя скомкано и неловко, будто бы провинилась передо мной. Во мне проснулось желание разгадать и её. Целиком и по-настоящему. Не больше. В отличие от Май, красноволосая Надин казалась мне простой, но в то же время почти родной душой.
У нас было очень много схожих интересов и взглядов, мы оба жили любовью к музыке и оба знали цену за эту любовь к ней. Её глаза успокаивали меня, а высокое щебетание о чем-то случайном отвлекало от грустных мыслей. Красное солнышко какое-то. В эмоциональном порыве я даже ляпнул, что, кажется, влюблен. Надин раскраснелась и поторопилась удалиться, а я, поглощая исконно мужскую литературу
Решил поступить по-мужски, вопреки маленькой сумме на счете, нерешительности и её холоду.
Я должен пригласить её на настоящее свидание! Постой, но у меня нет денег на то, чтобы сводить её в ресторан… К черту, я должен пригласить её к себе! Да! Я смогу убедить её в том, что она должна быть со мной!
Пожалуйста, пусть это окажется правдой.
1,5
*****
Последнее редактирование:
Здравствуй, моя леди.
Прости мне всё то, что я сейчас изложу на этом листе бумаги, но знай, что сердце моё дрожит от осознания того, что ты прочтешь мои слова.
Май.
Ты закрыла мой взор пеленой своего шарма и своей красоты. Мои прежние цели и помыслы расплылись, размазались, стали блёклыми на фоне моих мечтаний о тебе. Моя леди, быть может, решит, что я сошёл с ума и ничего о ней не знаю, а может, что я всего лишь временный этап на её жизненном пути.
Но я не могу спрятаться от тебя и скрыться в своей голове от этого мира, потому что внутри меня – тоже ты.
Моя цель, моя жизнь, мой смысл… Всё, что случилось, после встречи с тобой. Я, завороженный, жадно смотрел на твой силуэт, на твое тело, грациозно летящее по морским волнам. Ты помнишь этот день? Я никогда его не забуду.
И тот поцелуй, что ты подарила мне. Я не мог и желать большего.
Прости мне мою наглость и прямолинейность, но я хочу держать за руку именно тебя – эту безумно сильную снаружи и жаждущую защиты внутри девушку. Поверь мне, Май, просто поверь - и я сделаю всё возможное для твоего счастья. И даже больше.
Прости мне всё то, что я сейчас изложу на этом листе бумаги, но знай, что сердце моё дрожит от осознания того, что ты прочтешь мои слова.
Май.
Ты закрыла мой взор пеленой своего шарма и своей красоты. Мои прежние цели и помыслы расплылись, размазались, стали блёклыми на фоне моих мечтаний о тебе. Моя леди, быть может, решит, что я сошёл с ума и ничего о ней не знаю, а может, что я всего лишь временный этап на её жизненном пути.
Но я не могу спрятаться от тебя и скрыться в своей голове от этого мира, потому что внутри меня – тоже ты.
Моя цель, моя жизнь, мой смысл… Всё, что случилось, после встречи с тобой. Я, завороженный, жадно смотрел на твой силуэт, на твое тело, грациозно летящее по морским волнам. Ты помнишь этот день? Я никогда его не забуду.
И тот поцелуй, что ты подарила мне. Я не мог и желать большего.
Прости мне мою наглость и прямолинейность, но я хочу держать за руку именно тебя – эту безумно сильную снаружи и жаждущую защиты внутри девушку. Поверь мне, Май, просто поверь - и я сделаю всё возможное для твоего счастья. И даже больше.
Павший ниц
Навеки твой
Кристоф
Навеки твой
Кристоф
Мой выходной день Икс настал именно тогда, когда снег укрыл дома Миднайта белым покрывалом. Окна разрисовал мороз, счета за коммуналку выросли. Пришла зима.
Я громко выдохнул. У меня было много дел.
Сперва я почистил ванную до идеальной белизны.
Потом унитаз. С ним было сложнее, но он определенно был мне нужнее. Затем я почистил и себя.
Снова громко выдохнул. Моё сердце начинало колотиться, руки дрожали, а дыхание сбивалось так часто, будто бы я бежал. Я бежал?
Нет, я приводил своё холостяцкое гнездо в порядок. Не могу сказать, что разбрасывание носков и банок из-под колы по всему дому – это про меня, но я хотел добиться идеальной чистоты. Поэтому я поменял полотенца, постелил новое постельное бельё, пропылесосил, почистил зеркало, выкинул ненужное из холодильника, убрал пыль в углах дома…
Обязательно цветы. И свечи! Всё должно быть максимально идеально. С таким лозунгом я начал готовить. Было страшно отрезать себе палец, ибо руки не слушались, пульс зашкаливал, мысли путались. Меня не покидало ощущение, что я что-то забыл сделать…
Конечно, пригласить Май!
Накануне я отправил ей одно недвусмысленное письмо. Надеюсь, оно произвело должный эффект, а не отвадило её от меня еще дальше. С такими мыслями я набирал её номер телефона, вспоминая, как она дала мне его в первый раз.
Пятьдесят на пятьдесят. Если она честный человек, хотя бы сама с собой, то она придет. Если решит мириться со своим бывшим – что ж, с этим не готов буду мириться я.
- М-май, привет, ты не хотела бы провести время со мной?
- Где?
- У меня. Это, конечный скромный дом, но уютный.
- Приеду через час, - короткие гудки попадали в такт моего биения сердца.
Я даже немного переоделся. Почистил зубы. Использовал туалетную воду. Расчесался. Побрился. Почти всё как всегда, за исключением этих предательски дрожащих рук.
Когда ждешь чего-то, больше всего тебе и хочется и не хочется наступления этого момента. Попытки убедить себя в том, что, мол «ты мужчина», «хватит переживать» и так далее ни к чему дельному не привели – я сходил с ума не только от этого волнения, но и от того, что кто-то в силах сотворить такое со мной.
Я замер в ожидании стука в дверь.
А потом я замер от её заинтересованного взгляда. Она расстроилась? Это было не слишком дорого для неё? Ей всё равно? Я ничего не понял.
Май была прекрасна и удивительна. Она пришла ко мне в необычной одежде, будто бы подшучивая надо мной, или, быть может, только что возвратившись с работы или больницы. Это было не так важно. Я хотел накормить её, послушать, посмотреть ей в глаза и прочесть хоть что-нибудь.
- Спасибо за ужин, Крис, - равнодушным голосом произнесла моя леди. Я всё ещё нервничал. Кажется, ей что-то не нравилось.
- Я рад, что ты пришла. Всё ли в порядке? – когда я спрашивал, Май уже открыла какую-то книгу, сделав вид, что не услышала моего вопроса. Я же не прикасался к тебе весь вечер, в чем дело?
Постой-ка…
Осознав свою фатальную ошибку, я попытался всё исправить. Моя рука накрыла тыльную сторону её ладони, пальцы медленно спустились к кисти, касаясь пульса подушечками. Май взглянула на меня, её губы были слегка приоткрыты. Я двинулся дальше. Вторая рука уже лежала на её колене, подбираясь выше по бедру, я оказался ближе. Она не сопротивлялась и не пыталась убежать – моя леди знала, чего я желал, по крайней мере, делала вид. И я верил. Я положил свою ладонь на её ключицы и отчетливо слышал биение её сердца, столь желанного и далекого. Май прикрыла веки.
Я узнал её. По её внешнему виду даже понял, что и она готовилась к этому. Мы были похожи на школьников, строящих из себя истинно взрослых и мудрых людей. Оба стеснялись, оба скрывались, оба прятались. Зрение не обмануло меня – моя леди действительно была идеальна, осознавала это, наслаждалась этим. И я наслаждался.
Она обнимала меня за плечи, когда мы засыпали.
Пришла зима, а мне… было очень тепло.
1,5
Последнее редактирование:
Мне казалось раньше, что Хин-Мун будет моим соперником, моей преградой на пути к достижению цели.
Но как только я перестал думать о работе, моя карьера пошла вверх. Забавно.
На самом деле Хин-Мун и Надин скооперировались, наконец, и стали заниматься своей собственной группой, в то время как развитие непосредственно театра и локальных музыкальных сообществ доверили мне. Я примерно догнал Хин-Муна, но он, вроде как, и не был огорчен. Ему было плевать, или он стал мне другом? Этого я тоже не знал. Но ощущал желание сказать ему, что он был не прав в тот самый мой первый день.
Такие как бы радостные для меня события не вызвали должного восторга. Он был притуплен отсутствием моей леди рядом со мной. После той незабываемой ночи, что мы провели вместе, я был готов сделать ей завтрак, обед, массаж ступней и едва ли не предложение. Но когда я проснулся, Май уже покинула пределы моего дома. Завтрака не столе тоже не было.
Она испытывала меня. Не в первый раз.
А я, ослепленный и обезоруженный, начинал вспоминать о своей мечте. Она тоже любила меня испытывать. Иногда даже жестче, чем Май – настолько, что я хотел бросить всё. Но не мог.
День за днём, неделя за неделей, месяц за месяцем – холодные объятия Ви, работа, молчание Май. Пусть Виола и поддавалась мне, а я послушно выполнял все поручения, даже те, которые не входили в мои обязанности, я вспоминал прикосновения моей леди, её мягкую кожу и лисьи глаза. Я не знал где она и с кем, не знал, тепло ли ей, сыта ли она. Май водила меня этим незнанием по канату без страховки – я вечно думал о ней. В такие моменты я начинал любить своё дело еще сильнее, ведь где, как не в музыке, не в искусстве я мог выразить свою тоску и разочарование? Много ли видел я стихов, написанных в радости? Именно. Таково было моё спасение.
*****
Иногда на работе я по своим обязанностям был вынужден регистрироваться на разных фан-сайтах, форумах и еще букете всякого спамного архива. И запомнил я этот случай именно благодаря одному из таких сайтов.
Регистрация. Имя, никнейм, почта и… Дата рождения. «Скоро 30» - подумал я, и больше к этой теме не возвращался.
Утром же, проснувшись, я ощутил себя на все 19 – как будто с алкогольной вечеринки, затянувшейся с утра до ночи, я сбегал на пары и вернулся домой, разбитый, уставший, не понимающий, что к чему и кто я такой. В попытках вспомнить, что я делал прошлой ночью, прошло около получаса, пока я смог самостоятельно открыть глаза. Я так и не вспомнил. Настораживающее чувство не покидало меня: что-то явно было не так.
С трудом присев, я обратил внимание на свою кожу. Конечно, я признавал, что был весьма и весьма бледным, но не таким… синим? Придерживаясь ладонью за стенку, я пополз в ванную, наивно полагая, что смогу оттереть этот странный цвет. В самом же деле, окунувшись в достаточно горячую для меня воду, я ощутил лишь теплое касание жидкости. Настоящее тепло пришло лишь тогда, когда я подставил палец под кипяток. Боли от струи ледяной воды я тоже не ощутил.
Уже пребывая в некоторой панике я выбежал в главную комнату и ощутил невероятную жажду. Помню, как судорожно открыл холодильник и сдуру выпил залпом около литра воды. Живот чуть потяжелел, но ощущение жажды не прошло ни на секунду. Что за черт? Жажда усиливалась, и какое-то неведомое мне ранее ощущение обратило мой взор на дальний нижний угол одной из полок холодильника – он был заставлен какими-то ненужными продуктами, а за ними лежали баночки с надписью «кровавый апельсиновый сок». Я точно не покупал подобной ерунды, но решил попробовать.
В перерывах между медленным потягиванием моего спасительного эликсира я изучал коробочку. «Состав: первая положительная, свежевыжатый апельсиновый сок. Не содержит сахара. Попробуйте также другие вкусы: ананас, вишня, лимон».
Моё внимание отвлек зазвонивший телефон, который я оставил в своей комнате. Малейшее желание побыстрее подойти к нему и ответить неожиданно толкнуло мое тело, будто волшебным пинком, в сторону двери – я не успел и дважды моргнуть, как выронил пакетик с соком, ударился мизинцем о край кровати, но стоял рядом с тумбочкой, где лежал телефон. Это было оповещение банка о доплате за выходные дни. Что ж, хоть что-то хорошее.
А пока я выбирал, кому звонить: Хин-Муну, Надин, Люси или в скорую помощь, мои руки невольно потянулись к Ви. Сегодня она слушалась меня лучше прежнего.
В конце концов я решил разобраться с этим самостоятельно, а не впадать в панику и искать помощи у всех, чьи номера знаю. И так как жил я возле библиотеки, выбор действий моих был очевиден.
Я говорил себе, что должен передвигаться чуть медленнее, чем желает нечто внутри меня, чтобы не вызывать подозрений. Получалось у меня дурно, но в Миднайте на скоростные забеги никто внимания не обращал. Проведя в поисках некоторое время, я всё же нашел наиболее подходящую мне литературу и подтвердил свои неутешительные догадки.
Каким-то неизвестным мне образом я превратился в вампира.
Мне ничего не удавалось вспомнить. Я пробегался глазами по строчкам, в которых говорилось, что вампиров осталось очень мало, что они самые опасные хищники из ныне живущих существ и что солнце – их главный враг. Тогда мне позвонила Надин.
- Крис, ты нашел напиток, который я тебе оставила?
- Н-надин, что со мной происходит? Ты знала об этом?
- Ничего нового, куколка, Миднайт берёт своё. Я думала, ты видел в городе волосатых людей.
- Да, видел конечно, я тоже стану волосатым?
- Хах, - с наглой лёгкостью засмеялась Надя, - Не станешь, ты будешь таким же фарфоровым, каким был раньше. Мой отец был таким же, правда вот мне не досталось.
- Что мне теперь делать?
- Живи как жил, главное пополняй холодильник запасом напитков, а то на людей начнешь бросаться, а мы этого не хотим. Минимум солнца, хорошо?
- А что с Хин-Муном, другими людьми?
- Эм… - Надин не сразу поняла, о чем я. – А, ну, просто не запаривайся. Кто-то будет тебя бояться, но для большинства это не станет нонсенсом. Хотя сейчас в Миднайте таких как ты больше нет. Не гордись этим, только, но и не расстраивайся. Это просто… Часть тебя. Твой ген. Как цвет глаз или любовь к классике.
- Спасибо, и… - я вспомнил кое-что очень важное. – Ты решила что-нибудь по поводу моего предложения?
- Спеть тот отрывок под твой аккомпанемент?
- Да.
- Если разрешишь посидеть на своем пиано, то да.
- Прямо во время выступления? Это же не…
- Бла-бла-бла, ты хочешь, чтобы я пела твои штуки или нет?
- Хочу, - твердо отрезал я. К черту её любовь к неправильным вещам, пусть делает, что хочет.
- Всё равно главную ты исполняешь на смычковых, так что не парься. Мне надо бежать. Не забудь выпить напиток! – короткие гудки вернули меня в пространство пожелтевших от мудрости книг.
Какая же она была лёгкая!
*****
В общем, Надин была права. Люди делали вид, что ничего не изменилось. Отчетливее всего это ощущалось при больших скоплениях людей: Хин-Мун устроил как-то вечеринку (та еще история), на которую пришли все сёстры Лау, хоть я и не знаю, откуда они были знакомы.
Люси по-прежнему была рада меня видеть. Она всего лишь подозрительно подняла бровь, но даже ничего не спросила.
А моя леди… Я видел тоску в её глазах. Тяжкий груз чего-то, что тянуло её на дно. Чуть более заметные, чем ранее, морщинки, вуалью покрыли её лицо. Но от этого она не становилась ни на дюйм менее привлекательной. Мне хотелось немного позлить её за это игнорирование, за тот плод, что я вкусил, но не поглотил целиком, за свою нелепую жадность.
Но Май… Она никогда не говорила «я люблю тебя» и «постой». Её нерушимая стена пробуждала во мне вихрь, страстно желающий разрушить эту преграду. Прямо на кровати Хин-Муна.
Признаюсь, это действительно было неправильно с моей стороны и совсем не в моём стиле. Но когда моя леди безмолвно касается ладонью лица, пытаясь увидеть там прежнего меня, а затем целует, царапаясь об уже выросшие клыки, я не могу поступить иначе. Вид у нас, конечно, был виноватый, и в свои «около сорок» мы ощущали себя нелепыми школьниками.
Май была первой, кто сказал мне о своём отношении к превращению.
- Я не знаю, нравится ли быть тебе таким или нет, но меня несколько пугает твоя еда и зубы, - она показала на небольшие ранки на своем языке.
- Я не знаю, нравится ли быть тебе такой или нет, но меня несколько пугает твоё игнорирование и холод, - улыбнувшись, произнёс я. И показал свои клыки, дабы поиздеваться.
На самом деле я относился к этому никак. Надин дала мне установку – я следовал ей: это мой ген, так должно быть, часть меня, которая ждала своего часа.
Она придавала мне энергии в то время, когда весь город дышал сном и усталостью.
И я стал как никогда близок к своей цели: меня позвали в оркестр на полную ставку через три месяца. Май иногда отправляла смс с напоминанием о том, что мои клыки ей не нравятся. Надин же писала и звонила, интересуясь, поел ли я и не обгорел ли на солнце. Говорила, что это напоминает ей беседы с отцом. Правда, она всё ещё называла меня куколкой…
Тогда я еще не знал, что моё красное солнышко так скоро покинет меня.
Но как только я перестал думать о работе, моя карьера пошла вверх. Забавно.
На самом деле Хин-Мун и Надин скооперировались, наконец, и стали заниматься своей собственной группой, в то время как развитие непосредственно театра и локальных музыкальных сообществ доверили мне. Я примерно догнал Хин-Муна, но он, вроде как, и не был огорчен. Ему было плевать, или он стал мне другом? Этого я тоже не знал. Но ощущал желание сказать ему, что он был не прав в тот самый мой первый день.
Такие как бы радостные для меня события не вызвали должного восторга. Он был притуплен отсутствием моей леди рядом со мной. После той незабываемой ночи, что мы провели вместе, я был готов сделать ей завтрак, обед, массаж ступней и едва ли не предложение. Но когда я проснулся, Май уже покинула пределы моего дома. Завтрака не столе тоже не было.
Она испытывала меня. Не в первый раз.
А я, ослепленный и обезоруженный, начинал вспоминать о своей мечте. Она тоже любила меня испытывать. Иногда даже жестче, чем Май – настолько, что я хотел бросить всё. Но не мог.
День за днём, неделя за неделей, месяц за месяцем – холодные объятия Ви, работа, молчание Май. Пусть Виола и поддавалась мне, а я послушно выполнял все поручения, даже те, которые не входили в мои обязанности, я вспоминал прикосновения моей леди, её мягкую кожу и лисьи глаза. Я не знал где она и с кем, не знал, тепло ли ей, сыта ли она. Май водила меня этим незнанием по канату без страховки – я вечно думал о ней. В такие моменты я начинал любить своё дело еще сильнее, ведь где, как не в музыке, не в искусстве я мог выразить свою тоску и разочарование? Много ли видел я стихов, написанных в радости? Именно. Таково было моё спасение.
*****
Иногда на работе я по своим обязанностям был вынужден регистрироваться на разных фан-сайтах, форумах и еще букете всякого спамного архива. И запомнил я этот случай именно благодаря одному из таких сайтов.
Регистрация. Имя, никнейм, почта и… Дата рождения. «Скоро 30» - подумал я, и больше к этой теме не возвращался.
Утром же, проснувшись, я ощутил себя на все 19 – как будто с алкогольной вечеринки, затянувшейся с утра до ночи, я сбегал на пары и вернулся домой, разбитый, уставший, не понимающий, что к чему и кто я такой. В попытках вспомнить, что я делал прошлой ночью, прошло около получаса, пока я смог самостоятельно открыть глаза. Я так и не вспомнил. Настораживающее чувство не покидало меня: что-то явно было не так.
С трудом присев, я обратил внимание на свою кожу. Конечно, я признавал, что был весьма и весьма бледным, но не таким… синим? Придерживаясь ладонью за стенку, я пополз в ванную, наивно полагая, что смогу оттереть этот странный цвет. В самом же деле, окунувшись в достаточно горячую для меня воду, я ощутил лишь теплое касание жидкости. Настоящее тепло пришло лишь тогда, когда я подставил палец под кипяток. Боли от струи ледяной воды я тоже не ощутил.
Уже пребывая в некоторой панике я выбежал в главную комнату и ощутил невероятную жажду. Помню, как судорожно открыл холодильник и сдуру выпил залпом около литра воды. Живот чуть потяжелел, но ощущение жажды не прошло ни на секунду. Что за черт? Жажда усиливалась, и какое-то неведомое мне ранее ощущение обратило мой взор на дальний нижний угол одной из полок холодильника – он был заставлен какими-то ненужными продуктами, а за ними лежали баночки с надписью «кровавый апельсиновый сок». Я точно не покупал подобной ерунды, но решил попробовать.
В перерывах между медленным потягиванием моего спасительного эликсира я изучал коробочку. «Состав: первая положительная, свежевыжатый апельсиновый сок. Не содержит сахара. Попробуйте также другие вкусы: ананас, вишня, лимон».
Моё внимание отвлек зазвонивший телефон, который я оставил в своей комнате. Малейшее желание побыстрее подойти к нему и ответить неожиданно толкнуло мое тело, будто волшебным пинком, в сторону двери – я не успел и дважды моргнуть, как выронил пакетик с соком, ударился мизинцем о край кровати, но стоял рядом с тумбочкой, где лежал телефон. Это было оповещение банка о доплате за выходные дни. Что ж, хоть что-то хорошее.
А пока я выбирал, кому звонить: Хин-Муну, Надин, Люси или в скорую помощь, мои руки невольно потянулись к Ви. Сегодня она слушалась меня лучше прежнего.
В конце концов я решил разобраться с этим самостоятельно, а не впадать в панику и искать помощи у всех, чьи номера знаю. И так как жил я возле библиотеки, выбор действий моих был очевиден.
Я говорил себе, что должен передвигаться чуть медленнее, чем желает нечто внутри меня, чтобы не вызывать подозрений. Получалось у меня дурно, но в Миднайте на скоростные забеги никто внимания не обращал. Проведя в поисках некоторое время, я всё же нашел наиболее подходящую мне литературу и подтвердил свои неутешительные догадки.
Каким-то неизвестным мне образом я превратился в вампира.
Мне ничего не удавалось вспомнить. Я пробегался глазами по строчкам, в которых говорилось, что вампиров осталось очень мало, что они самые опасные хищники из ныне живущих существ и что солнце – их главный враг. Тогда мне позвонила Надин.
- Крис, ты нашел напиток, который я тебе оставила?
- Н-надин, что со мной происходит? Ты знала об этом?
- Ничего нового, куколка, Миднайт берёт своё. Я думала, ты видел в городе волосатых людей.
- Да, видел конечно, я тоже стану волосатым?
- Хах, - с наглой лёгкостью засмеялась Надя, - Не станешь, ты будешь таким же фарфоровым, каким был раньше. Мой отец был таким же, правда вот мне не досталось.
- Что мне теперь делать?
- Живи как жил, главное пополняй холодильник запасом напитков, а то на людей начнешь бросаться, а мы этого не хотим. Минимум солнца, хорошо?
- А что с Хин-Муном, другими людьми?
- Эм… - Надин не сразу поняла, о чем я. – А, ну, просто не запаривайся. Кто-то будет тебя бояться, но для большинства это не станет нонсенсом. Хотя сейчас в Миднайте таких как ты больше нет. Не гордись этим, только, но и не расстраивайся. Это просто… Часть тебя. Твой ген. Как цвет глаз или любовь к классике.
- Спасибо, и… - я вспомнил кое-что очень важное. – Ты решила что-нибудь по поводу моего предложения?
- Спеть тот отрывок под твой аккомпанемент?
- Да.
- Если разрешишь посидеть на своем пиано, то да.
- Прямо во время выступления? Это же не…
- Бла-бла-бла, ты хочешь, чтобы я пела твои штуки или нет?
- Хочу, - твердо отрезал я. К черту её любовь к неправильным вещам, пусть делает, что хочет.
- Всё равно главную ты исполняешь на смычковых, так что не парься. Мне надо бежать. Не забудь выпить напиток! – короткие гудки вернули меня в пространство пожелтевших от мудрости книг.
Какая же она была лёгкая!
*****
В общем, Надин была права. Люди делали вид, что ничего не изменилось. Отчетливее всего это ощущалось при больших скоплениях людей: Хин-Мун устроил как-то вечеринку (та еще история), на которую пришли все сёстры Лау, хоть я и не знаю, откуда они были знакомы.
Люси по-прежнему была рада меня видеть. Она всего лишь подозрительно подняла бровь, но даже ничего не спросила.
А моя леди… Я видел тоску в её глазах. Тяжкий груз чего-то, что тянуло её на дно. Чуть более заметные, чем ранее, морщинки, вуалью покрыли её лицо. Но от этого она не становилась ни на дюйм менее привлекательной. Мне хотелось немного позлить её за это игнорирование, за тот плод, что я вкусил, но не поглотил целиком, за свою нелепую жадность.
Но Май… Она никогда не говорила «я люблю тебя» и «постой». Её нерушимая стена пробуждала во мне вихрь, страстно желающий разрушить эту преграду. Прямо на кровати Хин-Муна.
Признаюсь, это действительно было неправильно с моей стороны и совсем не в моём стиле. Но когда моя леди безмолвно касается ладонью лица, пытаясь увидеть там прежнего меня, а затем целует, царапаясь об уже выросшие клыки, я не могу поступить иначе. Вид у нас, конечно, был виноватый, и в свои «около сорок» мы ощущали себя нелепыми школьниками.
Май была первой, кто сказал мне о своём отношении к превращению.
- Я не знаю, нравится ли быть тебе таким или нет, но меня несколько пугает твоя еда и зубы, - она показала на небольшие ранки на своем языке.
- Я не знаю, нравится ли быть тебе такой или нет, но меня несколько пугает твоё игнорирование и холод, - улыбнувшись, произнёс я. И показал свои клыки, дабы поиздеваться.
На самом деле я относился к этому никак. Надин дала мне установку – я следовал ей: это мой ген, так должно быть, часть меня, которая ждала своего часа.
Она придавала мне энергии в то время, когда весь город дышал сном и усталостью.
И я стал как никогда близок к своей цели: меня позвали в оркестр на полную ставку через три месяца. Май иногда отправляла смс с напоминанием о том, что мои клыки ей не нравятся. Надин же писала и звонила, интересуясь, поел ли я и не обгорел ли на солнце. Говорила, что это напоминает ей беседы с отцом. Правда, она всё ещё называла меня куколкой…
Тогда я еще не знал, что моё красное солнышко так скоро покинет меня.
1,5
+1 (за вампира, Крис использовал эликсир из поста №5)
= 2,5
+1 (за вампира, Крис использовал эликсир из поста №5)
= 2,5
Последнее редактирование:
Нынешний дирижер, не особо выдающаяся, но трудоспособная личность, действительно не солгал и, побеседовав с кем-то сверху, предложил мою кандидатуру в качестве нового музыканта в квартете. Мне устроили небольшую проверку: прогнали по тем музыкальным инструментам, что были под рукой и заставили немного спеть. Я был рад выступить, но несколько удивлен, что мой союз с Ви так понравился коллегам. Мне дали выбор в тот день, мол, у нас такие нежные отношения, что я с Виолой мог бы уйти в более популярную индустрию, особенно учитывая свою «женоподобную внешность». Не задумываясь, особенно после таких слов, я ответил, что мой выбор – это настоящая музыка. Был, есть и всегда будет. Это далось мне просто, потому что с новым моим состоянием я мог спать куда меньше и заниматься куда больше. Да и просто был чуть увереннее в себе.
Возражать никто не стал. Я пришел к той точке, с которой хотел начинать свою жизнь в Миднайте. Наконец-то!
По правде говоря, у меня ушло на это очень много времени. Глядя на Хин-Муна, я понимал это. Он перестал носить экстравагантную прическу, натянул более удобную для себя одежду, перестал подкрашивать волосы в черный цвет. Неумолимое течение времени не касалось только меня, чему я радовался вопреки установкам Надин.
Когда меня всё-таки приняли в оркестр, я, не задумываясь, решил пойти ва-банк. Мы с Надей и моими ближайшими коллегами затеяли незапланированное выступление, которое должно было или сделать нас знаменитыми, или поставить крест на всей нашей деятельности в этом городе. Было ли страшно? Само собой. Я не был столь рискованным, как Надин, но её голос и мои умения подталкивали меня на это.
План был прост: после окончания местной рок-оперы, до того момента, как все гости разойдутся, мои коллеги поднимают занавес, выключают свет, а мы с Надин бежим на сцену, где она исполняет две композиции. На одной я аккомпанирую на пиано, на второй – на смычковом. В конце на экране позади нас появляются имена участников сие действа, а мы скорым шагом скрываемся из вида директора театра и дирижёра. И будь что будет.
Собирались мы с Надин у меня дома. Сердце снова отдавало какой-то едва уловимой болью, но на этот раз, в отличие от ночи с Май, я волновался меньше. Я был не один.
Безусловно, Надин тоже стала старше – и внешне, и внутренне. И я никогда не видел её прежде в таком виде. Признаться, мой восторженный взгляд был даже неуместен, ибо я ждал, пока она промолвит что-нибудь нелепое и детское, перекрывая это ощущение величественности и красоты, которым Надин обладала в сей момент.
- Как я выгляжу?
- Прекрасно. Ты прекрасна, - несколько смущаясь, произнес я.
- Ты боишься? Я очень, - Надин улыбнулась, но уже не так, как раньше. Она волновалась. – Но не риска нашего провала или того, что споткнусь в этих туфлях.
- А чего же тогда? Скажи, может быть, я смогу что-нибудь сделать.
Она замешкалась и выдохнула, направившись к выходу. Я должен был спросить у неё еще что-то, но хрупкость момента не давала мне произнести и слова. В молчании мы доехали до театра. Когда я открывал дверь машины для Надин, она задержалась перед моим лицом, глядя мне в глаза. Своей холодной кожей я ощутил её неровное дыхание.
- Вы готовы? – нас оглушил Джин Санг Ким, подошедший к театру. Толпа уже собиралась, в холле развешивали верхнюю одежду. Я должен был идти к основным музыкантам сегодняшней оперы, поэтому, взглянув на Джина и кивнув ему, настал момент прощания с Надин до выступления.
- Ты затмишь сегодня всех, я уверен.
- Если я не справлюсь, ты больше не взглянешь в мою сторону?
- Что за глупости? Ты точно справишься. И нет, – я обнял её дрожащее хрупкое тело, - ты всегда будешь моей музой.
Я бережно поцеловал её в висок. Она справится. Аминь.
И помнил я всю оперу, что отыграл в театре, лица гостей, пришедших послушать её и ту скорость, с которой действовали мои коллеги. Мы были как сплочённая команда, только Хин-Мун этого не знал. Он бы не согласился, поэтому место его было среди зрителей. Да, вот я с Янгом вытаскиваю пиано в центр сцены, вот он поднимает занавес, и я начинаю играть. Люди вокруг сначала шумят, не понимая, что происходит. А затем выходит она – и все, оборачиваясь, через несколько мгновений уже спешат занять свои еще теплые места.
Надин поёт. Во мне просыпается жажда. Мои глаза смотрят только на неё, но слух мой взбудоражен еще сильнее. По всему телу бегут мурашки, мне страшно и прекрасно одновременно. Я проживаю этот момент, но её голос… Я забываю, что играть и как, руки механически нажимают на клавиши. Она идет ко мне, пространство залито прекрасными звуками тонкой и невероятно желанной Надин. Нимфа, пренебрегая правилами, садится на мой инструмент и, не отрывая взгляда, смотрит только на меня. Свет софитов делает её кожу почти такой же бледной, как моя, и я ничего не хочу больше, чем…
Её крови.
Я что-то забыл.
Эти провалы в памяти начинали меня беспокоить. Утренний будильник напомнил мне, что меня ждет Хин-Мун на работе: сегодня мне или влетит по полной, или я всё-таки добьюсь своего.
Овладею самой музыкой.
- Что ж, я не ожидал конечно такого… - азиат уставился в пол. Я не понял, жалел ли он о том, что не был с нами, или, быть может, не думал, что я нарушу правила. – Особенно от тебя, Крис, но черт меня подери, ты прав! Миллион раз был прав! Вы действительно должны были выступать вместе. Никогда не думал, что у Надин такой голос.
Фууух. Сработало! Моя леди гордилась бы мной. Я и моя муза будем лучшими в своём деле.
- Спасибо. Я рисковал, ты знаешь, как и ребята.
- Да, они сказали мне еще три дня назад, сразу после концерта. Жаль, что вы меня не позвали, - печально выдохнул Хин-Мун.
- Постой, три дня назад?
- Эм, да. Правда я не видел Надин всё это время. Она не возвращалась домой. Ты не знаешь, где она?
«Нет» - подумал я, ибо действительно не знал. Но как могло пройти три дня, если я выступал вчера? Что я делал эти три дня? Крис, где ты был?
- Понятия не имею, может, ей не понравилось выступать со мной? – сморозив чушь, я откланялся. Мне надо было заставить свою память работать и, пожалуй, хотя бы примерно вспомнить, что я делал три дня назад.
Проверив банковский счет по интернету, я увидел приход средств от книжного магазина. Кажется, я помог им что-то собрать или восстановить. Этого я не помнил, но новость была неплохой.
Похлопав по карманам, я нашел какие-то странные семена или растение… Стоп, это же мандрагора. Откуда я это мог знать? Кажется, я нашел их в старой книге в библиотеке. Точно, я был в библиотеке, хорошо.
В тумане я вернулся домой. Чем кончился наш концерт? Где Надин?
Софиты, её голос, моя… жажда.
Этого не может быть! Только не Надя! Что я наделал?!
Мои глаза загорелись кровавой жаждой. Язык полировал зубы и клыки, не размыкая губ, я хотел её. Пришло время новой композиции. Ни говоря ни слова, я поднялся и взял свой инструмент в руки. Внутри меня горел яростный огонь, сжигающий разум и запреты как бумагу. Надин начала петь, приближаясь ко мне. Я осознавал лишь то, что не отпущу её, что она будет моей, вопреки и благодаря всему, но не на глазах этих людей. Высокий голос Надин заставлял моё сердце содрогаться, я хотел вырвать этот орган и выкинуть, лишь бы оно не отвлекало меня от этого момента. Вечно болящее, кровоточащее, ненужное. Это длилось несколько бесконечностей и как только занавес плавно коснулся пола, мои руки уронили инструмент на пол. Падения слышно не было – такими громкими были аплодисменты и возгласы по ту сторону занавеса. Правая ладонь мгновенно вцепилась в горло Надин. Её тонкие руки пытались снять этот ошейник, но тщетно. Театр я знал достаточно хорошо, чтобы найти безлюдное место. Глаза Надин боялись меня, но она ничего не сказала. Я отпустил её горло, указательным пальцем коснувшись её губ. Подняв её на руки, моя жажда усилилась, и я мгновенно отнес свою музу в дальний зал, закрытый на ключ. Сломать замок не составило большого труда. Нас станут искать, как я думал, но мне было всё равно.
В зале стояло другое пиано, мне незнакомое. Но я сел играть. Надин знала, что у неё нет шанса избежать меня, знала, что я настигну её, но она и не пыталась скрыться. Нимфа села рядом со мной.
- Ты говорил, что влюблён, Кристоф, - она положила руку на мое бедро, - Я тоже.
Я смог лишь улыбнуться, оголяя свои клыки. Мои пальцы приподняли её подбородок. Сладкое ощущение того, что я получу желаемое, растягивалось мной же. Я вдохнул запах вишнёвых волос Надин. Опаляемый её дыханием, я приблизился.
Прежде, чем получить желаемое, я поиздевался над ней. Это щекотало мое сознание.
Мои губы коснулись её губ. Язык языка. Она, очевидно, поранилась, и я, раздраженный каплей крови своей музы, жадно впился в этот поцелуй. Ей было больно. Мне было хорошо.
Недостаточно хорошо.
Прервав поцелуй, я взглянул в её лицо. Её глаза любили меня, боялись меня, жаждали. Надин не сопротивлялась и не плакала - она знала, что происходит. И я забылся, вонзившись в её тонкую шею, в её горло, излучавшее до этого столь прекрасные звуки. Я не дал ей и шанса, поглотив целиком и был таков. Я был счастлив выпить её жизненную силу. То был самый страстный момент в моей жизни.
И я забыл его на какое-то время.
Ибо я убил её. Лес, пламя, тьма. Смутные картинки в моей памяти. Лишь неимоверная жажда и сводящая с ума испепеляющая страсть.
Я убил её.
Возражать никто не стал. Я пришел к той точке, с которой хотел начинать свою жизнь в Миднайте. Наконец-то!
По правде говоря, у меня ушло на это очень много времени. Глядя на Хин-Муна, я понимал это. Он перестал носить экстравагантную прическу, натянул более удобную для себя одежду, перестал подкрашивать волосы в черный цвет. Неумолимое течение времени не касалось только меня, чему я радовался вопреки установкам Надин.
Когда меня всё-таки приняли в оркестр, я, не задумываясь, решил пойти ва-банк. Мы с Надей и моими ближайшими коллегами затеяли незапланированное выступление, которое должно было или сделать нас знаменитыми, или поставить крест на всей нашей деятельности в этом городе. Было ли страшно? Само собой. Я не был столь рискованным, как Надин, но её голос и мои умения подталкивали меня на это.
План был прост: после окончания местной рок-оперы, до того момента, как все гости разойдутся, мои коллеги поднимают занавес, выключают свет, а мы с Надин бежим на сцену, где она исполняет две композиции. На одной я аккомпанирую на пиано, на второй – на смычковом. В конце на экране позади нас появляются имена участников сие действа, а мы скорым шагом скрываемся из вида директора театра и дирижёра. И будь что будет.
Собирались мы с Надин у меня дома. Сердце снова отдавало какой-то едва уловимой болью, но на этот раз, в отличие от ночи с Май, я волновался меньше. Я был не один.
Безусловно, Надин тоже стала старше – и внешне, и внутренне. И я никогда не видел её прежде в таком виде. Признаться, мой восторженный взгляд был даже неуместен, ибо я ждал, пока она промолвит что-нибудь нелепое и детское, перекрывая это ощущение величественности и красоты, которым Надин обладала в сей момент.
- Как я выгляжу?
- Прекрасно. Ты прекрасна, - несколько смущаясь, произнес я.
- Ты боишься? Я очень, - Надин улыбнулась, но уже не так, как раньше. Она волновалась. – Но не риска нашего провала или того, что споткнусь в этих туфлях.
- А чего же тогда? Скажи, может быть, я смогу что-нибудь сделать.
Она замешкалась и выдохнула, направившись к выходу. Я должен был спросить у неё еще что-то, но хрупкость момента не давала мне произнести и слова. В молчании мы доехали до театра. Когда я открывал дверь машины для Надин, она задержалась перед моим лицом, глядя мне в глаза. Своей холодной кожей я ощутил её неровное дыхание.
- Вы готовы? – нас оглушил Джин Санг Ким, подошедший к театру. Толпа уже собиралась, в холле развешивали верхнюю одежду. Я должен был идти к основным музыкантам сегодняшней оперы, поэтому, взглянув на Джина и кивнув ему, настал момент прощания с Надин до выступления.
- Ты затмишь сегодня всех, я уверен.
- Если я не справлюсь, ты больше не взглянешь в мою сторону?
- Что за глупости? Ты точно справишься. И нет, – я обнял её дрожащее хрупкое тело, - ты всегда будешь моей музой.
Я бережно поцеловал её в висок. Она справится. Аминь.
И помнил я всю оперу, что отыграл в театре, лица гостей, пришедших послушать её и ту скорость, с которой действовали мои коллеги. Мы были как сплочённая команда, только Хин-Мун этого не знал. Он бы не согласился, поэтому место его было среди зрителей. Да, вот я с Янгом вытаскиваю пиано в центр сцены, вот он поднимает занавес, и я начинаю играть. Люди вокруг сначала шумят, не понимая, что происходит. А затем выходит она – и все, оборачиваясь, через несколько мгновений уже спешат занять свои еще теплые места.
Надин поёт. Во мне просыпается жажда. Мои глаза смотрят только на неё, но слух мой взбудоражен еще сильнее. По всему телу бегут мурашки, мне страшно и прекрасно одновременно. Я проживаю этот момент, но её голос… Я забываю, что играть и как, руки механически нажимают на клавиши. Она идет ко мне, пространство залито прекрасными звуками тонкой и невероятно желанной Надин. Нимфа, пренебрегая правилами, садится на мой инструмент и, не отрывая взгляда, смотрит только на меня. Свет софитов делает её кожу почти такой же бледной, как моя, и я ничего не хочу больше, чем…
Её крови.
Я что-то забыл.
Эти провалы в памяти начинали меня беспокоить. Утренний будильник напомнил мне, что меня ждет Хин-Мун на работе: сегодня мне или влетит по полной, или я всё-таки добьюсь своего.
Овладею самой музыкой.
- Что ж, я не ожидал конечно такого… - азиат уставился в пол. Я не понял, жалел ли он о том, что не был с нами, или, быть может, не думал, что я нарушу правила. – Особенно от тебя, Крис, но черт меня подери, ты прав! Миллион раз был прав! Вы действительно должны были выступать вместе. Никогда не думал, что у Надин такой голос.
Фууух. Сработало! Моя леди гордилась бы мной. Я и моя муза будем лучшими в своём деле.
- Спасибо. Я рисковал, ты знаешь, как и ребята.
- Да, они сказали мне еще три дня назад, сразу после концерта. Жаль, что вы меня не позвали, - печально выдохнул Хин-Мун.
- Постой, три дня назад?
- Эм, да. Правда я не видел Надин всё это время. Она не возвращалась домой. Ты не знаешь, где она?
«Нет» - подумал я, ибо действительно не знал. Но как могло пройти три дня, если я выступал вчера? Что я делал эти три дня? Крис, где ты был?
- Понятия не имею, может, ей не понравилось выступать со мной? – сморозив чушь, я откланялся. Мне надо было заставить свою память работать и, пожалуй, хотя бы примерно вспомнить, что я делал три дня назад.
Проверив банковский счет по интернету, я увидел приход средств от книжного магазина. Кажется, я помог им что-то собрать или восстановить. Этого я не помнил, но новость была неплохой.
Похлопав по карманам, я нашел какие-то странные семена или растение… Стоп, это же мандрагора. Откуда я это мог знать? Кажется, я нашел их в старой книге в библиотеке. Точно, я был в библиотеке, хорошо.
В тумане я вернулся домой. Чем кончился наш концерт? Где Надин?
Софиты, её голос, моя… жажда.
Этого не может быть! Только не Надя! Что я наделал?!
Мои глаза загорелись кровавой жаждой. Язык полировал зубы и клыки, не размыкая губ, я хотел её. Пришло время новой композиции. Ни говоря ни слова, я поднялся и взял свой инструмент в руки. Внутри меня горел яростный огонь, сжигающий разум и запреты как бумагу. Надин начала петь, приближаясь ко мне. Я осознавал лишь то, что не отпущу её, что она будет моей, вопреки и благодаря всему, но не на глазах этих людей. Высокий голос Надин заставлял моё сердце содрогаться, я хотел вырвать этот орган и выкинуть, лишь бы оно не отвлекало меня от этого момента. Вечно болящее, кровоточащее, ненужное. Это длилось несколько бесконечностей и как только занавес плавно коснулся пола, мои руки уронили инструмент на пол. Падения слышно не было – такими громкими были аплодисменты и возгласы по ту сторону занавеса. Правая ладонь мгновенно вцепилась в горло Надин. Её тонкие руки пытались снять этот ошейник, но тщетно. Театр я знал достаточно хорошо, чтобы найти безлюдное место. Глаза Надин боялись меня, но она ничего не сказала. Я отпустил её горло, указательным пальцем коснувшись её губ. Подняв её на руки, моя жажда усилилась, и я мгновенно отнес свою музу в дальний зал, закрытый на ключ. Сломать замок не составило большого труда. Нас станут искать, как я думал, но мне было всё равно.
В зале стояло другое пиано, мне незнакомое. Но я сел играть. Надин знала, что у неё нет шанса избежать меня, знала, что я настигну её, но она и не пыталась скрыться. Нимфа села рядом со мной.
- Ты говорил, что влюблён, Кристоф, - она положила руку на мое бедро, - Я тоже.
Я смог лишь улыбнуться, оголяя свои клыки. Мои пальцы приподняли её подбородок. Сладкое ощущение того, что я получу желаемое, растягивалось мной же. Я вдохнул запах вишнёвых волос Надин. Опаляемый её дыханием, я приблизился.
Прежде, чем получить желаемое, я поиздевался над ней. Это щекотало мое сознание.
Мои губы коснулись её губ. Язык языка. Она, очевидно, поранилась, и я, раздраженный каплей крови своей музы, жадно впился в этот поцелуй. Ей было больно. Мне было хорошо.
Недостаточно хорошо.
Прервав поцелуй, я взглянул в её лицо. Её глаза любили меня, боялись меня, жаждали. Надин не сопротивлялась и не плакала - она знала, что происходит. И я забылся, вонзившись в её тонкую шею, в её горло, излучавшее до этого столь прекрасные звуки. Я не дал ей и шанса, поглотив целиком и был таков. Я был счастлив выпить её жизненную силу. То был самый страстный момент в моей жизни.
И я забыл его на какое-то время.
Ибо я убил её. Лес, пламя, тьма. Смутные картинки в моей памяти. Лишь неимоверная жажда и сводящая с ума испепеляющая страсть.
Я убил её.
2,5
Подселение Нади Чу
Прямо на участке выросла
Постановочные скриншоты выполнены не в династийном сохранении.
Использованные позы скачаны с данного сайта.
Обработка скриншотов моя, обложка - измененный арт автора Анны Лакисовой.
Использованные позы скачаны с данного сайта.
Обработка скриншотов моя, обложка - измененный арт автора Анны Лакисовой.
Последнее редактирование:
Хин-Мун Джун на пятый день обратился в полицию. Не могу сказать, что я сильно боялся и переживал по этому поводу – по логике, каких-либо мотивов лишать Надин жизни у меня не было. Но я был последним, кто застал её живой.
И я совершенно не помнил, что сделал с её телом. Смутные образы мелькали в моём сознании, но этого было слишком мало.
При других людях я старался не уронить слов «мертва», «погибла» и тому подобное. «Пропала», «исчезла» - вот, чем я заменял свою утрату, чтобы избежать наказания. Я боялся только самого себя – а что, если это повторится снова?
И по случаю судьбы, ко мне на допрос отправили офицера отдела нравов, так как Надин не раз была уличена в общественно опасном поведении. Да-да, всё именно так – ко мне приехала Май.
Я был в смятении. С одной стороны, мне не хотелось обманывать свою леди так же, как остальных; с другой – она была стражем правопорядка, а с её вечными угрозами упрятать меня за решётку, у неё впервые появились основания, чтобы это сделать.
Май представилась жестко, снова делая вид, что мы не знакомы. Я знал её к тому моменту уже не первый год и мог представить, что это значит: у неё снова появился кто-то, кроме меня.
- Когда ты в последний раз видел Надю Чу?
- В день своего первого выступления на симфонии. Мы устроили небольшое представление, не входящие в планы театра…
- Да, данная информация мне известна. Ты видел Надю после концерта?
Как мне сказать ей, что я не помню? Это ведь будет очень и очень глупо. И подозрительно.
- Она ранимая девушка, выступление сильно беспокоило её. Думаю, ей как всегда не очень понравился собственный голос. Надин исчезла после выступления, и я не видел её все эти дни. Она даже мне не звонила.
Май слегка нахмурилась, но быстро вернула свое каменное выражение лица, будто бы решив, что я не заметил. Мне кажется, что моя фраза «не звонила даже мне» должна была намекнуть ей, что всё не так просто. На самом деле моя леди была для меня единственной. Но её отношение ко мне и попытки сбежать давно посеяли во мне мысль дать ей ощутить возможность моего отсутствия.
Ведь несмотря на всех её мужчин – даже тех, о которых я ничего не знал – моё черное сердце принадлежало ей.
Тело нашли достаточно быстро. Видимо, я не смог далеко его унести. Где-то в горах за пределами Миднайт Холоу. Девушка была полностью обескровлена, нашли её прямо в дорогущем платье с выступления. Всё списали на дикое животное, колющих ран обнаружено не было. Только рваного характера. Надин не сходила с первых полос газет и других СМИ несколько месяцев. «Голос мертвеца», «Девушка, которой не суждено петь» и всякие дурацкие заголовки просто не выходили у меня из головы. Почему я был вне подозрения? Думаю, из-за Май.
Сейчас я вспоминаю то время с трудом. Мне не хотелось работать, не хотелось гладить Ви, ничего не хотелось. Я мог запираться у себя в кабинете и часами смотреть в окно. Хин-Мун пытался бить тревогу, он знал, что мне очень больно, но понятия не имею, каково было ему. Ведь для общественности смерть Надин – несчастный случай. А мои плечи ныли и болели так сильно, что я хотел просто лечь. Навсегда. Рядом с ней.
Так почему же я был вне подозрения? Май отвела все попытки найти виновного, особенного в моём лице, когда увидела моё тогдашнее состояние. Она за два дня перенесла все свои вещи в мой маленький дом.
Моя леди не знала, что я монстр. Но, как мне кажется, догадывалась. Вместе с тем, Май закупала мои напитки самостоятельно, она готовила, убирала, пыталась помочь мне заснуть. И никогда не говорила «я люблю тебя» и «постой». От такой искренности перестаешь верить тем, кто утверждает обратное.
Май спасла меня. Она пожертвовала богатой и роскошной жизнью, чтобы сохранить мою. Я не сразу это понял. Далеко не сразу. Моя леди пыталась всегда хорошо выглядеть, радовать своей красотой.
Она включала музыку и звала меня потанцевать с ней, обнять её, она шутила и говорила, что я похож на Пьеро. Май пыталась смеяться даже тогда, когда ей самой было очень больно. А я не мог.
Даже тогда, когда всё-таки улыбался. Я думал о том, что сотворил.
В какой-то момент помешавшись на смерти Надин, я обрек на эту меланхолию и свою леди. Только потом я понял, как часто я говорил о Надин, и как мало я говорил своей Май «спасибо». Я ведь когда-то покупал цветы и свечи, только чтобы она захотела остаться в моём доме. Лишь бы держать её за руку.
Но Май – удивительная.
В самый трудный час, когда я морально не мог поддержать её, она приняла решение бороться. Тогда я не знал, почему она всё же выбрала меня. Когда пришла весна, Май сообщила мне, что теперь останется рядом ровно до тех пор, пока я не попрошу о другом. Тогда в моём сердце появилось что-то светлое впервые после того, как я осознал свою природу. Я решил, что Май любит меня. Но она этого не сказала.
Когда её не было дома, я извинялся перед Надин. Я клялся, что не хотел этого. Говорил, что мне было стыдно.
И старался жить дальше. Ибо у меня было, ради чего и кого жить.
Бывший жених Май пригласил нас на вечеринку в дом её сестёр.
Я опешил.
На что моя леди сказала мне, что Финеас теперь встречается с её сестрой Анни, той самой, у которой волос на теле столько же, сколько у него самого.
- Ты расстроена?
- С чего бы? Они друг друга стоят. Легче блох будет вычесывать друг другу.
- Моя леди хочет пойти туда?
- Несомненно. У меня есть новости, которыми я хотела бы поделиться с Люси и Анни.
- А со мной?
- И с тобой. Чуть позже. Иди собирайся.
Когда я вышел, всё ещё без эмоций на лице, я вновь обратил внимание, как в прежние времена – моя леди безумно красивая женщина!
Еще и хозяйственная. Не знаю правда, какие эмоции одолевали ею, когда она вернулась в свой старый дом в качестве гостя. Особенно если сравнивать с тем домом, в котором она живет сейчас.
Но нет – каких-то ярких эмоций не последовало. Май всегда умела разрешать проблемы, даже на вечеринке, даже словесные перепалки. Не зря её место было именно в органах правопорядка. Зря я тогда задумался о Надин вновь – это была одна из тех проблем, которую моя леди решить не могла.
Она подозвала к себе сестёр, потащив меня за руку в угол дома.
- Настал момент, когда мне нужно ваше мнение, - колко произнесла Май, - Случилось кое-что непредвиденное.
- Тебя укусила Анни? – спросила Люси. Никому не понравилась эта фраза, отчего была проигнорирована.
- Я жду ребенка, - я резко повернул голову в сторону Май. Так вот, почему она осталась у меня! – Судя по датам – от Кристофа, - но лицо её радостным не было. Люси вообще огорчилась, вспомнив, отчего берутся дети. Мне было немного грустно видеть её печаль, но это же черт подери новость!
- И в чем тебе нужно наше мнение, сестра? – басом гавкнула Анни. Она старалась быть помягче. Не вышло.
- Скорее всего, ребенок будет не совсем человеком, - Май опустила глаза в пол, - В больнице сказали, что это мальчик, и что он сформируется и родится в течение трёх месяцев.
- Он тебе не нужен! – воскликнула Анни. Я даже слова не успел сказать, как её злые брови перекрыли почти весь нос, - Кровососы в семье – позор! – Люси закрыла её рот ладонью, чем вызвала негодование сестры. Май опечалилась и выдохнула.
- Не слушай её. Это волчье поведение и нюх. Ребенок - это именно то, что нужно вам – Люси окинула взглядом нас обоих. Я взял Май за руку, но она, даже не повернувшись ко мне, выдернула ладонь, - Он поможет вам построить настоящую семью.
Я улыбнулся Люси и кивнул. Ей было больно.
А потом я взял Май за руку, но так, чтобы она не могла выдернуть её. И отвел подальше от этой толпы.
- Ты давно знала об этом? Посмотри на меня, - я поднял её подбородок пальцами, - Я хочу, чтобы ты была матерью нашего ребенка. Ты спасла меня. Моя жизнь без тебя и без него, - моя ладонь оказалась на её животе, - не имеет смысла.
- Поговорим об этом дома, Крис. Дома.
Я поднял её на руки, в чем встретил жесткое сопротивление. И унёс в машину, даже не дав попрощаться с сёстрами.
Пока я держал Май, мне казалось, что в моих руках какая-то древнейшая ваза китайской династии. Больше всего на свете я боялся уронить её.
Подумать только! Я и отец ребенка? Это прекрасная новость. Волновало ли меня то, что он будет таким же, как я? Да, конечно. Но я был самоуверен и решил, что смогу научить контролировать его эту жажду с детства. Если, конечно, он не будет человеком. Почему все так боятся других? Никто не госпитализировал Май в больнице, она хорошо себя чувствует, я почти счастлив от этой новости, ибо создание своей семьи - именно то, что помогло бы нам стать ближе. А мне - забыть о Надин.
Когда мы пришли домой, моя леди всё ещё излучала холод.
- Почему ты так со мной, Май? Я смогу сделать тебя счастливой. И нашего сына, - о господи, сын! У меня будет сын!
- Потому что это риск. Я могу не справиться. Он может не справиться. Даже не говорю про состояние этого дома
- Всё изменится! Просто поверь в меня, я справлюсь!
- Я видела, как ты «справляешься» с трудностями, Крис – она обернулась ко мне лицом, сделав шаг в мою сторону. Её лицо было злым и разочарованным. Но тут же Май отвернулась от меня. Её раздирали сомнения.
- Послушай.
Я обнял её со спины. Мои руки скользнули с её плеч к талии, затем медленно к бёдрам, а потом обе ладони коснулись низа живота. Я провел губами по мочкам её ушей, и прошептал:
- Он любит тебя, - одна из моих рук, касаясь тела Май, словно кисть холста, оказалась на её ключице – И я люблю тебя.
И я совершенно не помнил, что сделал с её телом. Смутные образы мелькали в моём сознании, но этого было слишком мало.
При других людях я старался не уронить слов «мертва», «погибла» и тому подобное. «Пропала», «исчезла» - вот, чем я заменял свою утрату, чтобы избежать наказания. Я боялся только самого себя – а что, если это повторится снова?
И по случаю судьбы, ко мне на допрос отправили офицера отдела нравов, так как Надин не раз была уличена в общественно опасном поведении. Да-да, всё именно так – ко мне приехала Май.
Я был в смятении. С одной стороны, мне не хотелось обманывать свою леди так же, как остальных; с другой – она была стражем правопорядка, а с её вечными угрозами упрятать меня за решётку, у неё впервые появились основания, чтобы это сделать.
Май представилась жестко, снова делая вид, что мы не знакомы. Я знал её к тому моменту уже не первый год и мог представить, что это значит: у неё снова появился кто-то, кроме меня.
- Когда ты в последний раз видел Надю Чу?
- В день своего первого выступления на симфонии. Мы устроили небольшое представление, не входящие в планы театра…
- Да, данная информация мне известна. Ты видел Надю после концерта?
Как мне сказать ей, что я не помню? Это ведь будет очень и очень глупо. И подозрительно.
- Она ранимая девушка, выступление сильно беспокоило её. Думаю, ей как всегда не очень понравился собственный голос. Надин исчезла после выступления, и я не видел её все эти дни. Она даже мне не звонила.
Май слегка нахмурилась, но быстро вернула свое каменное выражение лица, будто бы решив, что я не заметил. Мне кажется, что моя фраза «не звонила даже мне» должна была намекнуть ей, что всё не так просто. На самом деле моя леди была для меня единственной. Но её отношение ко мне и попытки сбежать давно посеяли во мне мысль дать ей ощутить возможность моего отсутствия.
Ведь несмотря на всех её мужчин – даже тех, о которых я ничего не знал – моё черное сердце принадлежало ей.
Тело нашли достаточно быстро. Видимо, я не смог далеко его унести. Где-то в горах за пределами Миднайт Холоу. Девушка была полностью обескровлена, нашли её прямо в дорогущем платье с выступления. Всё списали на дикое животное, колющих ран обнаружено не было. Только рваного характера. Надин не сходила с первых полос газет и других СМИ несколько месяцев. «Голос мертвеца», «Девушка, которой не суждено петь» и всякие дурацкие заголовки просто не выходили у меня из головы. Почему я был вне подозрения? Думаю, из-за Май.
Сейчас я вспоминаю то время с трудом. Мне не хотелось работать, не хотелось гладить Ви, ничего не хотелось. Я мог запираться у себя в кабинете и часами смотреть в окно. Хин-Мун пытался бить тревогу, он знал, что мне очень больно, но понятия не имею, каково было ему. Ведь для общественности смерть Надин – несчастный случай. А мои плечи ныли и болели так сильно, что я хотел просто лечь. Навсегда. Рядом с ней.
Так почему же я был вне подозрения? Май отвела все попытки найти виновного, особенного в моём лице, когда увидела моё тогдашнее состояние. Она за два дня перенесла все свои вещи в мой маленький дом.
Моя леди не знала, что я монстр. Но, как мне кажется, догадывалась. Вместе с тем, Май закупала мои напитки самостоятельно, она готовила, убирала, пыталась помочь мне заснуть. И никогда не говорила «я люблю тебя» и «постой». От такой искренности перестаешь верить тем, кто утверждает обратное.
Май спасла меня. Она пожертвовала богатой и роскошной жизнью, чтобы сохранить мою. Я не сразу это понял. Далеко не сразу. Моя леди пыталась всегда хорошо выглядеть, радовать своей красотой.
Она включала музыку и звала меня потанцевать с ней, обнять её, она шутила и говорила, что я похож на Пьеро. Май пыталась смеяться даже тогда, когда ей самой было очень больно. А я не мог.
Даже тогда, когда всё-таки улыбался. Я думал о том, что сотворил.
В какой-то момент помешавшись на смерти Надин, я обрек на эту меланхолию и свою леди. Только потом я понял, как часто я говорил о Надин, и как мало я говорил своей Май «спасибо». Я ведь когда-то покупал цветы и свечи, только чтобы она захотела остаться в моём доме. Лишь бы держать её за руку.
Но Май – удивительная.
В самый трудный час, когда я морально не мог поддержать её, она приняла решение бороться. Тогда я не знал, почему она всё же выбрала меня. Когда пришла весна, Май сообщила мне, что теперь останется рядом ровно до тех пор, пока я не попрошу о другом. Тогда в моём сердце появилось что-то светлое впервые после того, как я осознал свою природу. Я решил, что Май любит меня. Но она этого не сказала.
Когда её не было дома, я извинялся перед Надин. Я клялся, что не хотел этого. Говорил, что мне было стыдно.
И старался жить дальше. Ибо у меня было, ради чего и кого жить.
Бывший жених Май пригласил нас на вечеринку в дом её сестёр.
Я опешил.
На что моя леди сказала мне, что Финеас теперь встречается с её сестрой Анни, той самой, у которой волос на теле столько же, сколько у него самого.
- Ты расстроена?
- С чего бы? Они друг друга стоят. Легче блох будет вычесывать друг другу.
- Моя леди хочет пойти туда?
- Несомненно. У меня есть новости, которыми я хотела бы поделиться с Люси и Анни.
- А со мной?
- И с тобой. Чуть позже. Иди собирайся.
Когда я вышел, всё ещё без эмоций на лице, я вновь обратил внимание, как в прежние времена – моя леди безумно красивая женщина!
Еще и хозяйственная. Не знаю правда, какие эмоции одолевали ею, когда она вернулась в свой старый дом в качестве гостя. Особенно если сравнивать с тем домом, в котором она живет сейчас.
Но нет – каких-то ярких эмоций не последовало. Май всегда умела разрешать проблемы, даже на вечеринке, даже словесные перепалки. Не зря её место было именно в органах правопорядка. Зря я тогда задумался о Надин вновь – это была одна из тех проблем, которую моя леди решить не могла.
Она подозвала к себе сестёр, потащив меня за руку в угол дома.
- Настал момент, когда мне нужно ваше мнение, - колко произнесла Май, - Случилось кое-что непредвиденное.
- Тебя укусила Анни? – спросила Люси. Никому не понравилась эта фраза, отчего была проигнорирована.
- Я жду ребенка, - я резко повернул голову в сторону Май. Так вот, почему она осталась у меня! – Судя по датам – от Кристофа, - но лицо её радостным не было. Люси вообще огорчилась, вспомнив, отчего берутся дети. Мне было немного грустно видеть её печаль, но это же черт подери новость!
- И в чем тебе нужно наше мнение, сестра? – басом гавкнула Анни. Она старалась быть помягче. Не вышло.
- Скорее всего, ребенок будет не совсем человеком, - Май опустила глаза в пол, - В больнице сказали, что это мальчик, и что он сформируется и родится в течение трёх месяцев.
- Он тебе не нужен! – воскликнула Анни. Я даже слова не успел сказать, как её злые брови перекрыли почти весь нос, - Кровососы в семье – позор! – Люси закрыла её рот ладонью, чем вызвала негодование сестры. Май опечалилась и выдохнула.
- Не слушай её. Это волчье поведение и нюх. Ребенок - это именно то, что нужно вам – Люси окинула взглядом нас обоих. Я взял Май за руку, но она, даже не повернувшись ко мне, выдернула ладонь, - Он поможет вам построить настоящую семью.
Я улыбнулся Люси и кивнул. Ей было больно.
А потом я взял Май за руку, но так, чтобы она не могла выдернуть её. И отвел подальше от этой толпы.
- Ты давно знала об этом? Посмотри на меня, - я поднял её подбородок пальцами, - Я хочу, чтобы ты была матерью нашего ребенка. Ты спасла меня. Моя жизнь без тебя и без него, - моя ладонь оказалась на её животе, - не имеет смысла.
- Поговорим об этом дома, Крис. Дома.
Я поднял её на руки, в чем встретил жесткое сопротивление. И унёс в машину, даже не дав попрощаться с сёстрами.
Пока я держал Май, мне казалось, что в моих руках какая-то древнейшая ваза китайской династии. Больше всего на свете я боялся уронить её.
Подумать только! Я и отец ребенка? Это прекрасная новость. Волновало ли меня то, что он будет таким же, как я? Да, конечно. Но я был самоуверен и решил, что смогу научить контролировать его эту жажду с детства. Если, конечно, он не будет человеком. Почему все так боятся других? Никто не госпитализировал Май в больнице, она хорошо себя чувствует, я почти счастлив от этой новости, ибо создание своей семьи - именно то, что помогло бы нам стать ближе. А мне - забыть о Надин.
Когда мы пришли домой, моя леди всё ещё излучала холод.
- Почему ты так со мной, Май? Я смогу сделать тебя счастливой. И нашего сына, - о господи, сын! У меня будет сын!
- Потому что это риск. Я могу не справиться. Он может не справиться. Даже не говорю про состояние этого дома
- Всё изменится! Просто поверь в меня, я справлюсь!
- Я видела, как ты «справляешься» с трудностями, Крис – она обернулась ко мне лицом, сделав шаг в мою сторону. Её лицо было злым и разочарованным. Но тут же Май отвернулась от меня. Её раздирали сомнения.
- Послушай.
Я обнял её со спины. Мои руки скользнули с её плеч к талии, затем медленно к бёдрам, а потом обе ладони коснулись низа живота. Я провел губами по мочкам её ушей, и прошептал:
- Он любит тебя, - одна из моих рук, касаясь тела Май, словно кисть холста, оказалась на её ключице – И я люблю тебя.
2,5
Последнее редактирование:
Я рад был по первому зову моей леди мчаться в магазин среди ночи в другой конец города. На самом деле. Хотя иногда казалось, что этот путь я пробегу быстрее, чем доеду.
Много о решении оставить ребёнка мы не разговаривали – конечно, это должен был быть наш общий выбор, но в реальности всё всегда зависит от женщины, а не от моего права голоса. Май было чуть меньше сорока, когда она решилась на это, по мне же никогда не скажешь, что я был почти её ровесником. Но это было абсолютно неважно. Моя леди надувалась с каждым днём и положение становилось всё более заметным. Разумеется, пока я еще мог что-то сделать, я спланировал небольшую пристройку к этому домику, чтобы на первое время малыш не нуждался в своем пространстве. Как и мы. Строительные работы начались рано, а Май… Она любила принимать ванную с пеной и есть арбузы. Могла съесть сама целый, в одиночку! Потом отлучалась каждые полчаса в туалет.
Но что поделать, такова была моя леди. Моё сокровище.
Со временем всё менялось. Я стал охотнее возвращаться домой, зная, что там меня ожидает Май и наш сын. Порой мне казалось, что я слышу его, ощущаю его тепло, его зов. Но другие люди не понимали этого. Даже коллеги могли неудачно пошутить, напоминая мне о том, сколько времени я провел в трауре по Надин. А ведь они знали её даже больше, чем я. И всё равно пытались «прикалываться» надо мной.
Я старался не обращать на это внимание. Оно было переключено на создание семьи с женщиной, которая достойна гораздо большего, чем я мог ей дать на данный момент. Несвоевременно приходила мысль, что счастливая жизнь – обязательно обеспеченная, и что если нужда войдёт в дверь - любовь вылетит в форточку.
Я трудился. Мы с Ви трудились. Было не так просто вновь прикоснуться к ней, но пальцы уже знали, что она любит и как это делать. Май слышала голос Ви в моих руках, иногда я бы даже сказал – заслушивалась. Так проходили наши вечера: я самозабвенно перебирал струны, улыбаясь, глядя на свою леди, а она, сидя напротив, гладила свой большой живот, вслушиваясь в звуки музыки. Думаю, наш сын будет ценить всё богатство этого искусства.
Иногда моя леди расстраивалась. Могла потупить глаза в пол и рассказывать мне, как у неё отекли ноги, как ей неудобно спать и вообще она хочет чего-то другого, а ощущает себя надутым тяжелым шариком.
Мне приходилось убеждать её, что я хочу её любой. Ведь это действительно было так.
- Кристоф.
- Да, моя леди?
- Я подумала, что мне стоит завести свой счет в банке. Личный.
- Зачем? Ты хочешь уехать отсюда?
- Просто я снова оказалась в положении, ничем не обеспечивающим мою жизнь, - Май поедала мороженое, - Если мы разойдемся, то я окажусь на улице.
- Брось думать о таком! Хотя, если честно, я знал, что ты это скажешь, - я выдохнул, вдохнул снова и взял её за руку, поднимая со стула, - Ты не оставляешь мне выбора. Я надеялся сделать это после рождения нашего ребенка, но лучше, чем этим, я не отвечу на твой вопрос.
Май вопросительно подняла бровь, явно недовольная тем, что я поднял её с места. Сам же я опустился на одно колено, и она начала понимать, к чему всё идёт.
- Май Лау, я, Кристоф Мориэль, приношу свои извинения за то, что это происходит не так, как должно было произойти – я полез в свой карман, - Однако, в силу сложившихся обстоятельств, я предлагаю тебе свою руку и сердце, - когда я открыл коробку с кольцом, Май закрыла лицо ладонями. Я знал, что в её жизни настоящей серьезности было немного, но не на этот раз. – Будь моей женой. Будь моей.
Было страшно. Я боялся её ответа, зная, какой нарочито холодной она может быть. Но то ли наш общий ребенок в её чреве, то ли какие-то чувства ко мне растопили сердце моей леди.
- Я согласна.
Это были самые прекрасные слова, которые я слышал от неё.
Осторожно обняв её, стараясь не задеть живот, я вдохнул запах её волос. Окончательно и бесповоротно. Я действительно полюбил эту женщину.
Май приложила много усилий, чтобы я вообще остался собой. Но я изменился, как мне казалось. Я увидел что-то, кроме сцены, услышал кого-то, кроме музыки. Хоть и призраки прошлого не покидали меня.
Каких-либо проблем в процессе беременности не возникало. Если только не считать тот факт, что Май действительно была готова рожать на третьем месяце. Это означало, что ребенок точно будет таким же, как я.
Иногда я даже думал, что от этого буду любить его только сильнее.
Моя леди хорошо переносила это радостное бремя. У неё было крепкое и здоровое тело, она хорошо питалась (я следил), дышала свежим воздухом, занималась йогой для беременных. Много готовила лично для себя – в этом плане Май могла позволить себе всё, что угодно, потому что моё вкусовое предпочтение оставалось единственным и однозначным.
Каких-то проявлений агрессии или лишней грусти я тоже не заметил. Это удивляло нас обоих. Я считал, что это наш удивительный ребенок даёт Май возможность остаться самой собой даже в такой стрессовой ситуации, а она думала, что просто мама молодец. Этого я тоже не отрицал.
Папа тоже был молодец! Видел бы кто-нибудь, как я мчался в больницу, когда узнал, что это началось!
Хотя, иначе и быть не могло. Себастьян родился в какое-то сумасшедшее полнолуние.
Близко к процессу появления сына на свет я подойти не мог. Но Май понимала это и наоборот не хотела, чтобы я лицезрел её в таком состоянии. Это была бессонная ночь для нас обоих. Врачи не особо хотели отдавать мне жену в тот же день, как и сына, тем более я не мог их разлучить. Поэтому около недели я ездил каждый день к своей любимой и своему сыну, который и правда был таким же, как я. Я приносил ей цветы и фрукты, сидел рядом по несколько часов, держа за руку или наблюдая, как она держит Себастьяна. Когда она дала подержать это крохотное создание мне, я испугался еще больше, чем тогда, когда нёс на руках Май. Но всё равно взял сына на руки, конечно же. Моя леди рассказывала мне, как держать его головку. В попытках сдержать слёзы счастья я прокусил клыками свою нижнюю губу.
Когда мы вернулись домой, то поняли, что Себастьян ест очень и очень много для своего возраста. Но при этом он всё равно казался меньше других маленьких сверточков. Май кормила его и сама, и разными смесями – сын продолжал терять вес. Мы оба знали, что это значит.
Моей леди это не нравилось. Совсем не нравилось. Её это даже пугало.
А меня нет. Я смешивал еду для малыша со своим напитком и наблюдал за тем, как он растёт. Как тянет свою маленькую ручку к моему лицу. Я смотрел на него и, кажется, осознал, что безумно горжусь нами с Май. Новая жизнь в моих руках дала мне ощутить, что я способен не только забрать её.
Я способен на что-то действительно важное и хорошее.
Много о решении оставить ребёнка мы не разговаривали – конечно, это должен был быть наш общий выбор, но в реальности всё всегда зависит от женщины, а не от моего права голоса. Май было чуть меньше сорока, когда она решилась на это, по мне же никогда не скажешь, что я был почти её ровесником. Но это было абсолютно неважно. Моя леди надувалась с каждым днём и положение становилось всё более заметным. Разумеется, пока я еще мог что-то сделать, я спланировал небольшую пристройку к этому домику, чтобы на первое время малыш не нуждался в своем пространстве. Как и мы. Строительные работы начались рано, а Май… Она любила принимать ванную с пеной и есть арбузы. Могла съесть сама целый, в одиночку! Потом отлучалась каждые полчаса в туалет.
Но что поделать, такова была моя леди. Моё сокровище.
Со временем всё менялось. Я стал охотнее возвращаться домой, зная, что там меня ожидает Май и наш сын. Порой мне казалось, что я слышу его, ощущаю его тепло, его зов. Но другие люди не понимали этого. Даже коллеги могли неудачно пошутить, напоминая мне о том, сколько времени я провел в трауре по Надин. А ведь они знали её даже больше, чем я. И всё равно пытались «прикалываться» надо мной.
Я старался не обращать на это внимание. Оно было переключено на создание семьи с женщиной, которая достойна гораздо большего, чем я мог ей дать на данный момент. Несвоевременно приходила мысль, что счастливая жизнь – обязательно обеспеченная, и что если нужда войдёт в дверь - любовь вылетит в форточку.
Я трудился. Мы с Ви трудились. Было не так просто вновь прикоснуться к ней, но пальцы уже знали, что она любит и как это делать. Май слышала голос Ви в моих руках, иногда я бы даже сказал – заслушивалась. Так проходили наши вечера: я самозабвенно перебирал струны, улыбаясь, глядя на свою леди, а она, сидя напротив, гладила свой большой живот, вслушиваясь в звуки музыки. Думаю, наш сын будет ценить всё богатство этого искусства.
Иногда моя леди расстраивалась. Могла потупить глаза в пол и рассказывать мне, как у неё отекли ноги, как ей неудобно спать и вообще она хочет чего-то другого, а ощущает себя надутым тяжелым шариком.
Мне приходилось убеждать её, что я хочу её любой. Ведь это действительно было так.
- Кристоф.
- Да, моя леди?
- Я подумала, что мне стоит завести свой счет в банке. Личный.
- Зачем? Ты хочешь уехать отсюда?
- Просто я снова оказалась в положении, ничем не обеспечивающим мою жизнь, - Май поедала мороженое, - Если мы разойдемся, то я окажусь на улице.
- Брось думать о таком! Хотя, если честно, я знал, что ты это скажешь, - я выдохнул, вдохнул снова и взял её за руку, поднимая со стула, - Ты не оставляешь мне выбора. Я надеялся сделать это после рождения нашего ребенка, но лучше, чем этим, я не отвечу на твой вопрос.
Май вопросительно подняла бровь, явно недовольная тем, что я поднял её с места. Сам же я опустился на одно колено, и она начала понимать, к чему всё идёт.
- Май Лау, я, Кристоф Мориэль, приношу свои извинения за то, что это происходит не так, как должно было произойти – я полез в свой карман, - Однако, в силу сложившихся обстоятельств, я предлагаю тебе свою руку и сердце, - когда я открыл коробку с кольцом, Май закрыла лицо ладонями. Я знал, что в её жизни настоящей серьезности было немного, но не на этот раз. – Будь моей женой. Будь моей.
Было страшно. Я боялся её ответа, зная, какой нарочито холодной она может быть. Но то ли наш общий ребенок в её чреве, то ли какие-то чувства ко мне растопили сердце моей леди.
- Я согласна.
Это были самые прекрасные слова, которые я слышал от неё.
Осторожно обняв её, стараясь не задеть живот, я вдохнул запах её волос. Окончательно и бесповоротно. Я действительно полюбил эту женщину.
Май приложила много усилий, чтобы я вообще остался собой. Но я изменился, как мне казалось. Я увидел что-то, кроме сцены, услышал кого-то, кроме музыки. Хоть и призраки прошлого не покидали меня.
Каких-либо проблем в процессе беременности не возникало. Если только не считать тот факт, что Май действительно была готова рожать на третьем месяце. Это означало, что ребенок точно будет таким же, как я.
Иногда я даже думал, что от этого буду любить его только сильнее.
Моя леди хорошо переносила это радостное бремя. У неё было крепкое и здоровое тело, она хорошо питалась (я следил), дышала свежим воздухом, занималась йогой для беременных. Много готовила лично для себя – в этом плане Май могла позволить себе всё, что угодно, потому что моё вкусовое предпочтение оставалось единственным и однозначным.
Каких-то проявлений агрессии или лишней грусти я тоже не заметил. Это удивляло нас обоих. Я считал, что это наш удивительный ребенок даёт Май возможность остаться самой собой даже в такой стрессовой ситуации, а она думала, что просто мама молодец. Этого я тоже не отрицал.
Папа тоже был молодец! Видел бы кто-нибудь, как я мчался в больницу, когда узнал, что это началось!
Хотя, иначе и быть не могло. Себастьян родился в какое-то сумасшедшее полнолуние.
Близко к процессу появления сына на свет я подойти не мог. Но Май понимала это и наоборот не хотела, чтобы я лицезрел её в таком состоянии. Это была бессонная ночь для нас обоих. Врачи не особо хотели отдавать мне жену в тот же день, как и сына, тем более я не мог их разлучить. Поэтому около недели я ездил каждый день к своей любимой и своему сыну, который и правда был таким же, как я. Я приносил ей цветы и фрукты, сидел рядом по несколько часов, держа за руку или наблюдая, как она держит Себастьяна. Когда она дала подержать это крохотное создание мне, я испугался еще больше, чем тогда, когда нёс на руках Май. Но всё равно взял сына на руки, конечно же. Моя леди рассказывала мне, как держать его головку. В попытках сдержать слёзы счастья я прокусил клыками свою нижнюю губу.
Когда мы вернулись домой, то поняли, что Себастьян ест очень и очень много для своего возраста. Но при этом он всё равно казался меньше других маленьких сверточков. Май кормила его и сама, и разными смесями – сын продолжал терять вес. Мы оба знали, что это значит.
Моей леди это не нравилось. Совсем не нравилось. Её это даже пугало.
А меня нет. Я смешивал еду для малыша со своим напитком и наблюдал за тем, как он растёт. Как тянет свою маленькую ручку к моему лицу. Я смотрел на него и, кажется, осознал, что безумно горжусь нами с Май. Новая жизнь в моих руках дала мне ощутить, что я способен не только забрать её.
Я способен на что-то действительно важное и хорошее.
2,5
+0,5 (второе поколение)
= 3
+0,5 (второе поколение)
= 3
Последнее редактирование:
Она была бесконечно прекрасна в эту ночь, как и во все остальные ночи, которые проводила со мной. Опьяненный её силой, её слабостью и запахом её духов, я украл Май из нашего дома, заранее оставив Себастьяна в компании няни (больше мы так не делали, потому что беспокоились). Когда я увидел Май впервые – она плавала в открытом море несколько часов, а я сходил с ума от ожидания своей нимфы на берегу. Сегодня же она вновь заставила меня ждать, но когда я увидел её, то понял, что мог прождать еще много веков ради такой женщины.
Молчаливая, задумчивая и при этом весёлая. Удивительная.
Она хотела, чтобы это произошло очень тихо. Только для нас двоих.
Хотя сама потом подшучивала, что мы будто бы прячемся от остального города. Моя леди была неотразима. Она стала по-настоящему моей - моей женой.
Я не знал, каких трудов ей это стоило, но догадывался. Даже дома рядом с маленьким Себастьяном она старалась быть утонченной и прекрасной. Или не старалась? Что, если такова была она сама, и это всё давалось ей с настоящей лёгкостью? Я не знал точно и не хотел знать. Май хорошо перенесла роды, даже не успев из-за короткого срока как-то навредить своей фигуре. Волшебница!
И, в первую очередь, мать моего сына.
Она помогла мне выбраться из этих жутких мыслей и воспоминаний, хоть я и знал, что был виновен. Но я не мог говорить об этом никому. Никогда. У меня была Май и маленький Себастьян.
Я просыпался, когда моё сердце было полно любви к ним обоим. Я просыпался и знал, чего хочу и зачем мне жить. Я просыпался, целовал свою ещё спящую жену в плечо.
Кормил своего сына, прижимая его к сердцу. Он никогда, к слову, не кричал и не плакал. Себастьян всегда знал, что к нему придут и о нем помнят, что его любят. Я не мог объяснить, почему, но глаза его были… не просто моими. Мудрее моих.
Осознание того, что дома тебя ждут столь дорогие твоему сердцу люди, привило стойкое желание всегда возвращаться домой. Иногда я старался уйти немного раньше, чтобы успеть заехать в магазин и что-нибудь купить для Май и Себастьяна, который так незаметно для нас вырос. Он действительно был очень похож на меня.
Он был очень умным ребенком, даже слишком. Но сказать, что его первое слово было каким-то необычным, я не могу. Оно было заурядным, но удивительным. «Мама». И за ним вслед сразу же «Папа». Я бы не удивился, если бы он выговорил «Родители», но Май уже принялась обнимать его и хвалить. Как и я.
Это было славное, тихое время. Уверен, моя леди не поверила бы в то, что когда-то еще задумывалась над тем, хочет ли она этого ребенка. Теперь он стал смыслом её жизни, как и моей, хотя я никогда не считал себя примерным семьянином. В моей голове и в моём сердце жила еще одна сильная любовь – любовь к музыке. Но вместо того, чтобы выбирать между ними, я решил, что стоит попробовать наоборот соединить их. А что, если мой сын полюбит музыку не меньше меня? В нашем доме почти всегда играет классика, а детские музыкальные игрушки Себастьян знал от и до.
Так или иначе, я хотел для него только лучшего. Хотел, чтобы в будущем ему было гораздо проще, чтобы в его жизни всякие Хин-Мун Джуны не были препятствием для достижения целей, чтобы он умел и знал точно, как контролировать свою врожденную природу…
На день рождения Себастьяна Май решила пригласить своих сестёр. Я не возражал, хотя сейчас понимаю, что это было ошибкой. Стоило только вспомнить, как враждебно Анни отнеслась к Себастьяну, который еще даже не родился.
Тёти ни разу не навестили Май за всё это время. Уверен, что Люси очень хотела, но в силу влияния Анни и своих непонятных чувств ко мне – не решилась.
Май игнорировала этот факт, будто бы привыкшая к такому попустительскому отношению. Говорила, что любит держать с ними дистанцию – так ей хотя бы на время казалось, что она уникальна. Мои попытки переубедить её не приводили ни к чему толковому. «Ген пальцем не задавишь» - говорила она.
Уверен, что сёстры всё-таки пришли из вежливости. Не видел я в их лицах ничего доброжелательного и весёлого по отношению к нашему сыну.
Для меня он был удивительным, как и моя леди. Он был похож на меня всем, кроме формы глаз и носа – вот это он точно унаследовал от матери. А вот то, каким он стал, унаследовать ему было не от кого – человека, так сильно преданного желаниям и целям своей семьи я не встречал ранее никогда.
Даже такой семьи, которая была у него.
Однажды он спросил у меня, за что тётя Анни так его не любит. Я тогда не сразу понял, выдумал ли он это или ему рассказала Май, но все оказалось еще хуже – сама Анни высказала ему что-то такое, отчего Себастьян еще какое-то время ходил в печальных раздумьях и не общался с нами.
- Папа, а за что тётя Анни так меня не любит?
- С чего ты взял, Себастьян?
- Она сама мне сказала, - тихо проговорил сын.
Я положил руки ему на плечи, пытаясь поддержать, но понятия не имел, что должен был сказать.
- У неё другая природа, сынок. Мы с тобой отличаемся от неё сильнее, чем другие люди, а ей это не нравится.
- Она сказала мне, что я ем всякую дрянь, но ведь я ем то, что готовит мама!
- Поверь мне, тётя Анни сама ест такое, к чему ты даже не захочешь подойти.
Я улыбнулся, потому что до сих пор не знал, как Май готовит.
Она же… Моя леди. Она начала меняться.
Май сама так сказала. Я в упор не замечал её слов, пока не обратил внимание, что она стала записывать, что делала сегодня и что хотела сделать утром. Пока не увидел её немного понурые плечи. Я понял, что это значит, но не хотел, если честно, ничего менять – я считал её самой красивой в мире так или иначе.
Тогда в нашем доме первый и последний раз прозвучала эта тема, которая больше не поднималась никогда.
- Если хочешь, моя леди, я не очень знаю, как, но думаю, это возможно… - облизал губы, задумчиво потирая подбородок, - Может быть ты хочешь попробовать начать есть то же, что мы с Себастьяном?
Возмущенный взгляд обрушился на меня как лавина.
- Кристоф, я скажу это один раз, и ты запомнишь, хорошо? – я кивнул, - Я хочу прожить нормальную человеческую жизнь. Даже если моё тело перестанет нравится тебе…
- Ни за что! Ты моя леди и всегда останешься ею! – клялся я, целуя её руку.
- Значит, мы больше не вернемся к этому.
Мы и не возвращались. А из-за специфики её работы, Май могла уйти на пенсию, что и сделала под моими уговорами. Получала она, конечно же, копейки, но я хотел, чтобы она оставалась дома, особенно в такой период, когда Себастьяну скоро нужно было отправляться в школу. Теперь о её жизни беспокоился ведь не только я.
Но и наш сын, бесконечно любивший Май и не замечавший её изменений. Себастьян обнимал её, говоря, что отдаст её никому-никому: ни пожарным, ни скорой помощи, ни полиции…
А я продолжал пытаться соединить две своих величайших любви воедино. Я называл музыку искусством звука, даже не будучи уверенным, что Себастьян до конца понимает значения этих слов. А понимал ли я?
Иногда мне казалось, что он превосходил меня во много раз в логичности своей речи и своего мышления, хоть я и не был стар. Он всё равно схватывал всё в разы быстрее. Еще он ходил в театр, что радовало меня, потому что тогда мне казалось, что это – моя заслуга. Вот в чем я, мягко говоря, облажался – так это с обещанием Май переехать. Но она не говорила о нем. А я помнил.
Она по-прежнему готовила любимые оладья Себастьяна (которые он запивал нашим напитком) на старой маленькой кухне. А мои близкие делали вид (или нет?) что их всё устраивает. Тогда я затеял переезд, но не сказал им. У Май и сына было много времени, чтобы пообщаться, думаю, они всё уже друг другу рассказали. А я работал. Общался с сыном реже, чем жена, но она говорила, что у нас растёт слишком умный для этого мира ребёнок.
Впервые я испугался её слов тогда, когда он без спроса взял мой компьютер и начал писать обо мне. То есть, я обнаружил файл на своём ноутбуке, спросил Май, не она ли это сочинила, и мы в запой перечитали эти наброски несколько раз.
Сыну я смог привязать любовь к искусству, но, видимо, не совсем к музыке.
Май со страхом пророчила ему великое будущее. Я – с белой завистью всё ещё играл на Ви.
И вспоминал о Надин.
Молчаливая, задумчивая и при этом весёлая. Удивительная.
Она хотела, чтобы это произошло очень тихо. Только для нас двоих.
Хотя сама потом подшучивала, что мы будто бы прячемся от остального города. Моя леди была неотразима. Она стала по-настоящему моей - моей женой.
Я не знал, каких трудов ей это стоило, но догадывался. Даже дома рядом с маленьким Себастьяном она старалась быть утонченной и прекрасной. Или не старалась? Что, если такова была она сама, и это всё давалось ей с настоящей лёгкостью? Я не знал точно и не хотел знать. Май хорошо перенесла роды, даже не успев из-за короткого срока как-то навредить своей фигуре. Волшебница!
И, в первую очередь, мать моего сына.
Она помогла мне выбраться из этих жутких мыслей и воспоминаний, хоть я и знал, что был виновен. Но я не мог говорить об этом никому. Никогда. У меня была Май и маленький Себастьян.
Я просыпался, когда моё сердце было полно любви к ним обоим. Я просыпался и знал, чего хочу и зачем мне жить. Я просыпался, целовал свою ещё спящую жену в плечо.
Кормил своего сына, прижимая его к сердцу. Он никогда, к слову, не кричал и не плакал. Себастьян всегда знал, что к нему придут и о нем помнят, что его любят. Я не мог объяснить, почему, но глаза его были… не просто моими. Мудрее моих.
Осознание того, что дома тебя ждут столь дорогие твоему сердцу люди, привило стойкое желание всегда возвращаться домой. Иногда я старался уйти немного раньше, чтобы успеть заехать в магазин и что-нибудь купить для Май и Себастьяна, который так незаметно для нас вырос. Он действительно был очень похож на меня.
Он был очень умным ребенком, даже слишком. Но сказать, что его первое слово было каким-то необычным, я не могу. Оно было заурядным, но удивительным. «Мама». И за ним вслед сразу же «Папа». Я бы не удивился, если бы он выговорил «Родители», но Май уже принялась обнимать его и хвалить. Как и я.
Это было славное, тихое время. Уверен, моя леди не поверила бы в то, что когда-то еще задумывалась над тем, хочет ли она этого ребенка. Теперь он стал смыслом её жизни, как и моей, хотя я никогда не считал себя примерным семьянином. В моей голове и в моём сердце жила еще одна сильная любовь – любовь к музыке. Но вместо того, чтобы выбирать между ними, я решил, что стоит попробовать наоборот соединить их. А что, если мой сын полюбит музыку не меньше меня? В нашем доме почти всегда играет классика, а детские музыкальные игрушки Себастьян знал от и до.
Так или иначе, я хотел для него только лучшего. Хотел, чтобы в будущем ему было гораздо проще, чтобы в его жизни всякие Хин-Мун Джуны не были препятствием для достижения целей, чтобы он умел и знал точно, как контролировать свою врожденную природу…
На день рождения Себастьяна Май решила пригласить своих сестёр. Я не возражал, хотя сейчас понимаю, что это было ошибкой. Стоило только вспомнить, как враждебно Анни отнеслась к Себастьяну, который еще даже не родился.
Тёти ни разу не навестили Май за всё это время. Уверен, что Люси очень хотела, но в силу влияния Анни и своих непонятных чувств ко мне – не решилась.
Май игнорировала этот факт, будто бы привыкшая к такому попустительскому отношению. Говорила, что любит держать с ними дистанцию – так ей хотя бы на время казалось, что она уникальна. Мои попытки переубедить её не приводили ни к чему толковому. «Ген пальцем не задавишь» - говорила она.
Уверен, что сёстры всё-таки пришли из вежливости. Не видел я в их лицах ничего доброжелательного и весёлого по отношению к нашему сыну.
Для меня он был удивительным, как и моя леди. Он был похож на меня всем, кроме формы глаз и носа – вот это он точно унаследовал от матери. А вот то, каким он стал, унаследовать ему было не от кого – человека, так сильно преданного желаниям и целям своей семьи я не встречал ранее никогда.
Даже такой семьи, которая была у него.
Однажды он спросил у меня, за что тётя Анни так его не любит. Я тогда не сразу понял, выдумал ли он это или ему рассказала Май, но все оказалось еще хуже – сама Анни высказала ему что-то такое, отчего Себастьян еще какое-то время ходил в печальных раздумьях и не общался с нами.
- Папа, а за что тётя Анни так меня не любит?
- С чего ты взял, Себастьян?
- Она сама мне сказала, - тихо проговорил сын.
Я положил руки ему на плечи, пытаясь поддержать, но понятия не имел, что должен был сказать.
- У неё другая природа, сынок. Мы с тобой отличаемся от неё сильнее, чем другие люди, а ей это не нравится.
- Она сказала мне, что я ем всякую дрянь, но ведь я ем то, что готовит мама!
- Поверь мне, тётя Анни сама ест такое, к чему ты даже не захочешь подойти.
Я улыбнулся, потому что до сих пор не знал, как Май готовит.
Она же… Моя леди. Она начала меняться.
Май сама так сказала. Я в упор не замечал её слов, пока не обратил внимание, что она стала записывать, что делала сегодня и что хотела сделать утром. Пока не увидел её немного понурые плечи. Я понял, что это значит, но не хотел, если честно, ничего менять – я считал её самой красивой в мире так или иначе.
Тогда в нашем доме первый и последний раз прозвучала эта тема, которая больше не поднималась никогда.
- Если хочешь, моя леди, я не очень знаю, как, но думаю, это возможно… - облизал губы, задумчиво потирая подбородок, - Может быть ты хочешь попробовать начать есть то же, что мы с Себастьяном?
Возмущенный взгляд обрушился на меня как лавина.
- Кристоф, я скажу это один раз, и ты запомнишь, хорошо? – я кивнул, - Я хочу прожить нормальную человеческую жизнь. Даже если моё тело перестанет нравится тебе…
- Ни за что! Ты моя леди и всегда останешься ею! – клялся я, целуя её руку.
- Значит, мы больше не вернемся к этому.
Мы и не возвращались. А из-за специфики её работы, Май могла уйти на пенсию, что и сделала под моими уговорами. Получала она, конечно же, копейки, но я хотел, чтобы она оставалась дома, особенно в такой период, когда Себастьяну скоро нужно было отправляться в школу. Теперь о её жизни беспокоился ведь не только я.
Но и наш сын, бесконечно любивший Май и не замечавший её изменений. Себастьян обнимал её, говоря, что отдаст её никому-никому: ни пожарным, ни скорой помощи, ни полиции…
А я продолжал пытаться соединить две своих величайших любви воедино. Я называл музыку искусством звука, даже не будучи уверенным, что Себастьян до конца понимает значения этих слов. А понимал ли я?
Иногда мне казалось, что он превосходил меня во много раз в логичности своей речи и своего мышления, хоть я и не был стар. Он всё равно схватывал всё в разы быстрее. Еще он ходил в театр, что радовало меня, потому что тогда мне казалось, что это – моя заслуга. Вот в чем я, мягко говоря, облажался – так это с обещанием Май переехать. Но она не говорила о нем. А я помнил.
Она по-прежнему готовила любимые оладья Себастьяна (которые он запивал нашим напитком) на старой маленькой кухне. А мои близкие делали вид (или нет?) что их всё устраивает. Тогда я затеял переезд, но не сказал им. У Май и сына было много времени, чтобы пообщаться, думаю, они всё уже друг другу рассказали. А я работал. Общался с сыном реже, чем жена, но она говорила, что у нас растёт слишком умный для этого мира ребёнок.
Впервые я испугался её слов тогда, когда он без спроса взял мой компьютер и начал писать обо мне. То есть, я обнаружил файл на своём ноутбуке, спросил Май, не она ли это сочинила, и мы в запой перечитали эти наброски несколько раз.
Сыну я смог привязать любовь к искусству, но, видимо, не совсем к музыке.
Май со страхом пророчила ему великое будущее. Я – с белой завистью всё ещё играл на Ви.
И вспоминал о Надин.
3
Май насобирала. Т.к. были утеряны скриншоты +- 3 игровых дней - обучение ребёнка представлено также воспоминаниями. Здесь более 30 слитков, а также более 5 видов драгоценных камней (на значки).
P.S. Для тех, кто играет без сверхов или забыл: не знаю насчет других типов существ, но дети-вампиры с некоторым шансом некоторые навыки за 4-5 сим-часов поднимают до 10 уровня. Себастьян, например, в течение дальнейшей игры не поднимал так быстро садоводство, как, например, рисование и писательство.
Последнее редактирование:
Подумать только! Как сильно изменилась наша жизнь с появлением в ней ребёнка…
Нет, конечно, в чем-то она осталась прежней. Например, в том, как мы с Май смотрели друг на друга. Признаться, вот, честно – никогда бы не подумал, что чувства - это настолько мощный антидот каким-то недостаткам, которые есть в любимом человеке. С годами Май становилась более тёплой, но при этом всё ещё иногда пыталась отстраниться от меня. У неё это не выходило.
Но изменений, конечно, было больше. Взять хотя бы то, что теперь мой когда-то «кабинет» не пустовал – мой сын занимался там писательством. Мы с его матерью обсудили это, решив, что не станем мешать ни одному его начинаю (если оно будет вписываться в этические нормы). Себастьян был рад. По-своему.
Он в самом деле был каким-то… особенным. Стесняясь спросить это у меня, он мог серьезным голосом сказать Май, что считает, мол, его отцу нужна умственная нагрузка, даже предложить какие-то занятия и конкурсы на базе научного института.
Жена в такие моменты всегда смотрела на него одобрительным взглядом, а когда он уснет, то говорила мне на ушко в нашей спальне: «Я ни черта не поняла, что он сказал. Мне стыдно».
Ещё ей не нравилось то, что я разрешал Себастьяну ложиться спать ровно во столько, во сколько он посчитает нужным. Поэтому иногда по ночам я слышал, как он роется в холодильнике. По утрам вспоминая это и не обнаруживая следов поедания обычной еды, я знал, что сын питался моим напитком. Теперь уже нашим. Видимо, он хотел как можно дольше скрывать это от матери.
Которая и так была, мягко говоря, удивлена способностями сына. Я относился к этому более спокойно, так как изначально считал его не таким, как все, но не говорил этого. Меня не так сильно волновала его любовь к писательству или рисованию (пока я не увидел его работы), как это непроходимое ощущение, что он страстно желает своим маленьким чистым сердцем попробовать чью-то кровь. Живую.
Я делился этой мыслью со своей женой, а она вместо фразы «молоко на губах не обсохло» говорила «клыки во рту не выросли».
Ей было не всегда комфортно рядом с Себастьяном, хотя она и любила его. Май ощущала себя, по её словам, слишком глупой, на что я, конечно же, злился. У неё были свои таланты, которых не было ни у меня, ни у сына! И я люблю её, как за них, так и просто так. Потому что она моя Леди.
Если бы не она, то я не знаю, что было бы со мной. Ведь своих успехов на музыкальном поприще я достиг не без её участия.
Май отрицала это.
Но я стал играть для неё в роли ведущего музыканта оркестра в надежде, что когда-нибудь она полюбит мою музыку и придёт, наконец, посмотреть и послушать меня.
Надежда умирает последней. Ведь Май проводила с сыном больше времени, чем я, а значит – знала о нём и его желаниях лучше. Её они пугали, хотя жена моя – храбрая Леди, но это был вопрос её ребёнка, отчего она старалась запрещать всё опасное, трудное, неизведанное.
Я, само собой, нет. Но кто меня спрашивал? Так и было.
- Мама, прости пожалуйста, что отвлекаю, можно ли мне посетить кладбище? – серьезно спросил как-то Себастьян. Его глаза были полны надежды. Уверен, Май не заметила, как её правый глаз стал больше левого на эти пару минут.
- Эм, нет, сынок. Это опасное место.
- Но мама! Там же нет живых незнакомых мне людей. Только мёртвые! Чего же ты опасаешься?
- Иди делай уроки.
- Я сделал.
- Может быть тогда ты закончишь свою картину?
- Эх... Да, мама. Конечно.
Запреты Май часто держали сына дома, он оставался дома также потому, что любил оставаться один.
И однажды эта четырехстенная тюрьма привела его прямо в онлайн-«Центр одаренных детей и молодёжи». Я потом очень долго не мог понять, сколько времени уходит у этого центра на рассылку сертификатов авторам творческих работ. Кстати, понятие «молодёжь» растянулось у этого центра до 30 лет.
В конечном итоге, мой сын, сквозь сонливость и порой бессонницу, всё-таки нашёл своё место среди талантливейших авторов. Я был невероятно горд им, но Себастьян не переставлял удивлять. Наоборот, кажется, почувствовал вкус победы, дразнивший его, толкавший на новые завоевания. И что он сделал?
Он дописал книгу «Жизнь Кристофа»! Черт подери, мой ребенок в таком возрасте дописал книгу! Он вообще спал? Май была права по поводу сна, конечно, но – бейте меня семеро – это прекрасная и ужасно воодушевляющая новость!
И, кажется, Себастьян ни на минуту не собирался останавливаться в своих начинаниях. Сын называл это «Не тратить время зря», будто бы проживая нашу жизнь в ускоренном режиме.
К нему пришла интернет-популярность. В реальной жизни было сложнее – Миднайт Холоу в принципе место, весьма отдаленное от центра, да еще и вдобавок мрачное. Горы и океан как бы скрывали его от других глаз. Стоило предположить, что молодёжь потянется сюда именно из-за этой мрачности, но мало кто решался переехать и даже просто приехать в Миднайт, особенно после такого долгого мелькания смерти Нади Чу во всех СМИ. Да и не поедут люди сюда ради одного Себастьяна. Мне кажется.
Ведь он был и остаётся ребёнком – не любящим школу, толпу непонимающих его одноклассников, боявшихся говорить с ним, учителей, не способных решить уравнение без решебника.
Мы с женой, как обычные родители, хотели, чтобы он в любом случае получил образование. Это важно для его дальнейшего будущего. Я даже рассказал ему, как сам заканчивал консерваторию, но увы, в Миднайте ему придется в любом случае посещать общую школу. Она была в трёхсот метрах от дома, ха!
Да. Так и было. Себастьян был необычным, но всё же, настоящим ребёнком.
Что сказать на этот счёт – не придумаю.
Обычный день, Себастьян после занятий объясняет Май какое-то тригонометрическое уравнение, она кивает.
И тут сообщение с работы – умер Хин-Мун Джун.
Как это? Отчего умер? Как это возможно? Впрочем, о чем это я.
Старый друг и нахал – в свои-то годы он баловался запрещенными препаратами. Сердце не выдержало. Глупец!
Если бы я был злым человеком – я бы, наверно, в глубине души порадовался. Стыдно радоваться чужой смерти. Но я злым себя не считал – на моих руках уже была кровь невинного человека. Быть может, если бы Надин была рядом с ним, то и Хин-Мун был бы еще жив…
- Что случилось, Крис? На тебе лица нет. Я бы сказала, что ты побледнел, но…
Май была как обычно проницательна.
- Хин-Мун. Умер.
Себастьян ушел в свою комнату. Он всегда так делал, когда Май смотрела на него строже обычного. Он тоже всё понимал.
- Эй, - жена приложила мою ладонь к своей щеке, - Посмотри, какая я стала старая. Чему ты удивляешься?
- Я не удивляюсь, - нотка грусти всё равно поселилась в моё сердце, - Но это значит, что я тоже должен быть седым старцем, - надеюсь, Май не обиделась.
- Пфф. Кристоф. В этой жизни, если честно, ты никому. Ничего. Не должен, - Май улыбнулась и укусила меня за палец, а потом продолжила. – Кроме меня и Себастьяна, конечно.
Она осталась прежней. Мы смотрели друг на друга как и раньше. Я всё ещё ощущал тепло её тела, её дыхания, всё ещё хотел подарить ей свою жизнь.
Да, кое-что изменилось. Даже многое.
Но я любил свою Леди. Всегда буду любить.
Нет, конечно, в чем-то она осталась прежней. Например, в том, как мы с Май смотрели друг на друга. Признаться, вот, честно – никогда бы не подумал, что чувства - это настолько мощный антидот каким-то недостаткам, которые есть в любимом человеке. С годами Май становилась более тёплой, но при этом всё ещё иногда пыталась отстраниться от меня. У неё это не выходило.
Но изменений, конечно, было больше. Взять хотя бы то, что теперь мой когда-то «кабинет» не пустовал – мой сын занимался там писательством. Мы с его матерью обсудили это, решив, что не станем мешать ни одному его начинаю (если оно будет вписываться в этические нормы). Себастьян был рад. По-своему.
Он в самом деле был каким-то… особенным. Стесняясь спросить это у меня, он мог серьезным голосом сказать Май, что считает, мол, его отцу нужна умственная нагрузка, даже предложить какие-то занятия и конкурсы на базе научного института.
Жена в такие моменты всегда смотрела на него одобрительным взглядом, а когда он уснет, то говорила мне на ушко в нашей спальне: «Я ни черта не поняла, что он сказал. Мне стыдно».
Ещё ей не нравилось то, что я разрешал Себастьяну ложиться спать ровно во столько, во сколько он посчитает нужным. Поэтому иногда по ночам я слышал, как он роется в холодильнике. По утрам вспоминая это и не обнаруживая следов поедания обычной еды, я знал, что сын питался моим напитком. Теперь уже нашим. Видимо, он хотел как можно дольше скрывать это от матери.
Которая и так была, мягко говоря, удивлена способностями сына. Я относился к этому более спокойно, так как изначально считал его не таким, как все, но не говорил этого. Меня не так сильно волновала его любовь к писательству или рисованию (пока я не увидел его работы), как это непроходимое ощущение, что он страстно желает своим маленьким чистым сердцем попробовать чью-то кровь. Живую.
Я делился этой мыслью со своей женой, а она вместо фразы «молоко на губах не обсохло» говорила «клыки во рту не выросли».
Ей было не всегда комфортно рядом с Себастьяном, хотя она и любила его. Май ощущала себя, по её словам, слишком глупой, на что я, конечно же, злился. У неё были свои таланты, которых не было ни у меня, ни у сына! И я люблю её, как за них, так и просто так. Потому что она моя Леди.
Если бы не она, то я не знаю, что было бы со мной. Ведь своих успехов на музыкальном поприще я достиг не без её участия.
Май отрицала это.
Но я стал играть для неё в роли ведущего музыканта оркестра в надежде, что когда-нибудь она полюбит мою музыку и придёт, наконец, посмотреть и послушать меня.
Надежда умирает последней. Ведь Май проводила с сыном больше времени, чем я, а значит – знала о нём и его желаниях лучше. Её они пугали, хотя жена моя – храбрая Леди, но это был вопрос её ребёнка, отчего она старалась запрещать всё опасное, трудное, неизведанное.
Я, само собой, нет. Но кто меня спрашивал? Так и было.
- Мама, прости пожалуйста, что отвлекаю, можно ли мне посетить кладбище? – серьезно спросил как-то Себастьян. Его глаза были полны надежды. Уверен, Май не заметила, как её правый глаз стал больше левого на эти пару минут.
- Эм, нет, сынок. Это опасное место.
- Но мама! Там же нет живых незнакомых мне людей. Только мёртвые! Чего же ты опасаешься?
- Иди делай уроки.
- Я сделал.
- Может быть тогда ты закончишь свою картину?
- Эх... Да, мама. Конечно.
Запреты Май часто держали сына дома, он оставался дома также потому, что любил оставаться один.
И однажды эта четырехстенная тюрьма привела его прямо в онлайн-«Центр одаренных детей и молодёжи». Я потом очень долго не мог понять, сколько времени уходит у этого центра на рассылку сертификатов авторам творческих работ. Кстати, понятие «молодёжь» растянулось у этого центра до 30 лет.
В конечном итоге, мой сын, сквозь сонливость и порой бессонницу, всё-таки нашёл своё место среди талантливейших авторов. Я был невероятно горд им, но Себастьян не переставлял удивлять. Наоборот, кажется, почувствовал вкус победы, дразнивший его, толкавший на новые завоевания. И что он сделал?
Он дописал книгу «Жизнь Кристофа»! Черт подери, мой ребенок в таком возрасте дописал книгу! Он вообще спал? Май была права по поводу сна, конечно, но – бейте меня семеро – это прекрасная и ужасно воодушевляющая новость!
И, кажется, Себастьян ни на минуту не собирался останавливаться в своих начинаниях. Сын называл это «Не тратить время зря», будто бы проживая нашу жизнь в ускоренном режиме.
К нему пришла интернет-популярность. В реальной жизни было сложнее – Миднайт Холоу в принципе место, весьма отдаленное от центра, да еще и вдобавок мрачное. Горы и океан как бы скрывали его от других глаз. Стоило предположить, что молодёжь потянется сюда именно из-за этой мрачности, но мало кто решался переехать и даже просто приехать в Миднайт, особенно после такого долгого мелькания смерти Нади Чу во всех СМИ. Да и не поедут люди сюда ради одного Себастьяна. Мне кажется.
Ведь он был и остаётся ребёнком – не любящим школу, толпу непонимающих его одноклассников, боявшихся говорить с ним, учителей, не способных решить уравнение без решебника.
Мы с женой, как обычные родители, хотели, чтобы он в любом случае получил образование. Это важно для его дальнейшего будущего. Я даже рассказал ему, как сам заканчивал консерваторию, но увы, в Миднайте ему придется в любом случае посещать общую школу. Она была в трёхсот метрах от дома, ха!
Да. Так и было. Себастьян был необычным, но всё же, настоящим ребёнком.
Что сказать на этот счёт – не придумаю.
Обычный день, Себастьян после занятий объясняет Май какое-то тригонометрическое уравнение, она кивает.
И тут сообщение с работы – умер Хин-Мун Джун.
Как это? Отчего умер? Как это возможно? Впрочем, о чем это я.
Старый друг и нахал – в свои-то годы он баловался запрещенными препаратами. Сердце не выдержало. Глупец!
Если бы я был злым человеком – я бы, наверно, в глубине души порадовался. Стыдно радоваться чужой смерти. Но я злым себя не считал – на моих руках уже была кровь невинного человека. Быть может, если бы Надин была рядом с ним, то и Хин-Мун был бы еще жив…
- Что случилось, Крис? На тебе лица нет. Я бы сказала, что ты побледнел, но…
Май была как обычно проницательна.
- Хин-Мун. Умер.
Себастьян ушел в свою комнату. Он всегда так делал, когда Май смотрела на него строже обычного. Он тоже всё понимал.
- Эй, - жена приложила мою ладонь к своей щеке, - Посмотри, какая я стала старая. Чему ты удивляешься?
- Я не удивляюсь, - нотка грусти всё равно поселилась в моё сердце, - Но это значит, что я тоже должен быть седым старцем, - надеюсь, Май не обиделась.
- Пфф. Кристоф. В этой жизни, если честно, ты никому. Ничего. Не должен, - Май улыбнулась и укусила меня за палец, а потом продолжила. – Кроме меня и Себастьяна, конечно.
Она осталась прежней. Мы смотрели друг на друга как и раньше. Я всё ещё ощущал тепло её тела, её дыхания, всё ещё хотел подарить ей свою жизнь.
Да, кое-что изменилось. Даже многое.
Но я любил свою Леди. Всегда буду любить.
3
+ 0,25 * 3 (друг №5 Янг Джаэ Санг, друг №6 Дэвид Сигфилд, друг №7 Джин Санг Ким)
= 3,75
+0,25*2 (полностью освоенный навык Себастьяна: рисование, писательство)
= 4,25
+ 1 (МВЖ Себастьяна: освоить рисование+писательство)
= 5,25
+ 0,25 * 3 (друг №5 Янг Джаэ Санг, друг №6 Дэвид Сигфилд, друг №7 Джин Санг Ким)
= 3,75
+0,25*2 (полностью освоенный навык Себастьяна: рисование, писательство)
= 4,25
+ 1 (МВЖ Себастьяна: освоить рисование+писательство)
= 5,25
+ на значок (исследовать метеорит)
+ на значок (собрать 5 семян)
Последнее редактирование:
То ли дети растут действительно очень быстро, то ли я был настолько загружен чем-то, что едва не пропустил, как мой сын вот-вот станет юношей.
К счастью, на Хэллоуин Себастьян напомнил мне, что я еще успевал подурачиться и сопроводить сына в таких же начинаниях. Было смешно, но мы решили даже не подбирать себе костюмы – в Миднайте вообще каждый второй имел такую внешность, что мог круглый год говорить «конфеты или жизнь!».
Так минусы моей природы начали раздражать меня больше обычного.
Я не мог долго находится при свете дня. Кожа покрывалась пятнами, метившими на красный оттенок, а я ощущал невыносимое жжение. Как будто горчичники, которые не были вовремя сняты. Брр.
Это была ещё та проблема. Сын не страдал подобным недугом. Пока что. Но он дал мне слово когда-нибудь найти способ противостоять солнцу. Смелый мальчик!
И, как бы это ни было, весьма одинокий. Май так считала. Хотя мне даже нравилось, что Себастьян общался со своими родителями так много. Порой казалось, что он перенимал наш опыт, знания, какие-то выводы, чтобы сформировать своё собственное мнение и самого себя.
Себастьян попросил не звать никого на свой день рождения.
Вместо этого он ждал, когда я вернусь с работы и рисовал. Это была вообще отдельная тема.
Страстное желание остаться в полном одиночестве было мне отчасти знакомо, но всё же не в такой степени. Себастьян мог по 8-10 часов не выходить из комнаты, он не ел и не пил, но был сосредоточен, усерден и счастлив. Он пробовал рисовать всё, что видит – цветы, столы, дома, меня, и даже то, чего не видит. Я надеялся, что некоторые вещи, которые были на его картинах, ему действительно причудились.
А пока комната сына пропахла краской от и до, я застал кончину нашего дирижёра. Общим голосованием (странно, почему не назначением?) я был выбран в качестве нового прикладного руководителя симфонического оркестра.
Сакральный то был момент – когда мне вручили дирижёрскую палочку.
Я в мгновение вспомнил отца, консерваторию, в которой учился, багаж стремлений и первую встречу с Хин-Муном, обслуживание сцены, Надин….
Мне была известна вся подноготная театра. Я знал, как правильно подать свет на сцену, знал, кто за кем пытается приударить, знал, какие заказы, то бишь от кого и на какую музыку, поступают к нам из столицы.
Мне была известна музыкальная почва. Я ощущал, как под движениями моих рук начинающие и ведущие музыканты сливались в единый, цельный орган, порождая сложную и прекрасную мелодию. Вместе с этим я осознал некую ответственность за них и за неё персонально – за музыку, которую слышат другие люди.
Да. Я был на своём месте.
То же я надеялся услышать от Себастьяна, когда он станет старше. Наверно, все родители этого ждут. Не так важен был его успех, его заработок, его знаменитость. Имело ценность только ощущение, что ты всё делаешь правильно и находишься там, где хочешь находится. Делаешь то, что хочешь делать. Как для меня – таковой и был формула счастья.
Я выглядел на все 25, но мне было чуть больше пятидесяти, когда мой сын стал подростком.
У него были мамины глаза.
Настал час пожинать первые плоды трудов и стараний, вложенных в музыкальное дело.
Май неохотно собирала вещи. Я пытался помочь ей упаковать их, но она говорила, что я всё делаю неправильно и только неэкономно расходую место. Мне казалось, что напомнить ей, мол, экономить больше не нужно – здравая мысль, но Май, взглянув на меня, как на маленького мальчика со двора, говорила: «Богат не тот, кто зарабатывает, а тот, кто считает».
Я не спорил со своей леди. Мне и без этого было волнительно и страшно.
Когда я выбирал дом, который мы будем снимать, пока на нашем участке ведётся строительство, я советовался с Себастьяном. Мы могли позволить себе дом как дороже, так и дешевле, но сын старался учесть больше интересы матери, нежели наши с ним.
- Ты ведь это маме обещал, да? Так пусть съемный дом будет хоть немного светлее нашего предыдущего.
Так и решили. Сняли в квартале от нашего участка двухэтажный дом. Хотя я и тут облажался.
- Как мило, Крис. Это даже не похоже на твой обычный выбор. Да и вообще на весь этот город. Мне… нравится. Пойду посмотрю второй этаж для начала, - это было неплохое начало, но… - Крииис! – я знал, что сейчас произойдет.
Арендодатель говорил, что в доме три спальных места. В итоге кровать была всего одна, как и комната на втором этаже. Меня обманули?
- Вечно ты влипаешь во всякие истории! Почему не приехать заранее и не посмотреть, всем ли хватит места? - что ответить я не знал. Потупил глаза в пол. – Ладно, черт с тобой. Утром разберемся.
В общем и целом, съёмный дом понравился Май. Но, конечно, это была большая оплошность со спальными местами. Нам приходилось спать по очереди: пока я был на работе, Себастьян спал и наоборот. Меня поразило то, насколько легко подросток уживался это время со своими родителями в одной комнате, зная, как он любил запираться в них один.
Мы с женой старались почаще спускаться вниз, чтобы дать сыну какое-то личное пространство. Май, казалось, уже привыкла к моим бытовым неудачам, и только напоминала мне, чтобы я сказал сыну про краску. В арендованном доме мебель должна остаться целой и не пахнуть ничем необычным.
С этим Себастьян справлялся. Иногда он уезжал на студию, как он это называл, которая располагалась в подсобке картинной галереи нашего города. Он радовался возможности поработать в неаккуратной обстановке больше, чем любой премии, которую получал за свои картины. С каждым разом у него получалось всё лучше, поэтому, если он задерживался там допоздна – я не ругал его, но никогда не ложился спать, пока Себастьян не вернётся домой.
Я мог даже играть на гитаре среди ночи. Моя Леди давно привыкла к звукам Ви, к моим с ней трепетным и уже доверительным отношениям. Струны напоминали мне о самом моем худшем поступке в этой жизни. Призраки прошлого… Всего один. В этом был мой вечный страх: я питался так регулярно и точно – ровно по часам – что и забыл, что такое сильная жажда. Вспоминал о ней только тогда, когда играл. И будто бы видел её.
Нам повезло, что период переезда совпал с каникулами Себастьяна. Он смог показать своё искусство в полной мере. Выручку от продажи картин он мог оставить себе, но никогда так не делал. Сын считал, что при переезде в новый дом, он должен иметь на него имущественные права, как и я.
То, что он мой единственный сын и всё, что у меня есть, когда-нибудь станет только его, он не слушал. Себастьян хотел помочь. Хотел вложиться в семейный бюджет. Мало ли, мама захочет новые сапоги?
А мама… Мама хотела только новую кровать. После того, как я рассказал ей свою историю об арендодателе, мы разбирались с ним по телефону то по очереди, то почти параллельно. Если я привык использовать фразы «извините за беспокойство», «произошло недоразумение», «не могли бы вы быть добры», то жена особо не церемонилась – моя Леди говорила коротко и по существу:
- Вы видели договор? Через неделю он будет в суде, если вы не выполните свою часть сделки. Хорошего дня.
Моя Леди – настоящий хранитель правопорядка. Даже бытового.
Тогда мы по-настоящему узнали, что такое «решать бытовые вопросы». Я даже однажды взглянул, как Май чистит картошку и понял, что одному из нас очень повезло. Всё-таки я был лишен как нужды, так и желания есть обычную пищу (хотя я любил выпить колу). А Май, в свою очередь, не готовила килограммы еды, чтобы прокормить два молодых организма.
Молодых…
Хорошо, конечно, что я не становился еще моложе, но моя Леди порой оборачивалась на юных девушек, будто бы желая сказать: «Почему бы тебе не завести себе вот такую?». Главное, что ей хватало понимания и ощущения моей любви к ней. Я любил все её морщинки, седину, которую она так старательно закрашивала, её медленную и смешную походку, вызванную не очень смешными причинами. Иногда мне самому хотелось быть таким же. В старости я больше не видел ничего плохого.
Но вопросы старости - это философия. Быт говорил, что нам нужна ещё одна кровать.
К счастью, на Хэллоуин Себастьян напомнил мне, что я еще успевал подурачиться и сопроводить сына в таких же начинаниях. Было смешно, но мы решили даже не подбирать себе костюмы – в Миднайте вообще каждый второй имел такую внешность, что мог круглый год говорить «конфеты или жизнь!».
Так минусы моей природы начали раздражать меня больше обычного.
Я не мог долго находится при свете дня. Кожа покрывалась пятнами, метившими на красный оттенок, а я ощущал невыносимое жжение. Как будто горчичники, которые не были вовремя сняты. Брр.
Это была ещё та проблема. Сын не страдал подобным недугом. Пока что. Но он дал мне слово когда-нибудь найти способ противостоять солнцу. Смелый мальчик!
И, как бы это ни было, весьма одинокий. Май так считала. Хотя мне даже нравилось, что Себастьян общался со своими родителями так много. Порой казалось, что он перенимал наш опыт, знания, какие-то выводы, чтобы сформировать своё собственное мнение и самого себя.
Себастьян попросил не звать никого на свой день рождения.
Вместо этого он ждал, когда я вернусь с работы и рисовал. Это была вообще отдельная тема.
Страстное желание остаться в полном одиночестве было мне отчасти знакомо, но всё же не в такой степени. Себастьян мог по 8-10 часов не выходить из комнаты, он не ел и не пил, но был сосредоточен, усерден и счастлив. Он пробовал рисовать всё, что видит – цветы, столы, дома, меня, и даже то, чего не видит. Я надеялся, что некоторые вещи, которые были на его картинах, ему действительно причудились.
А пока комната сына пропахла краской от и до, я застал кончину нашего дирижёра. Общим голосованием (странно, почему не назначением?) я был выбран в качестве нового прикладного руководителя симфонического оркестра.
Сакральный то был момент – когда мне вручили дирижёрскую палочку.
Я в мгновение вспомнил отца, консерваторию, в которой учился, багаж стремлений и первую встречу с Хин-Муном, обслуживание сцены, Надин….
Мне была известна вся подноготная театра. Я знал, как правильно подать свет на сцену, знал, кто за кем пытается приударить, знал, какие заказы, то бишь от кого и на какую музыку, поступают к нам из столицы.
Мне была известна музыкальная почва. Я ощущал, как под движениями моих рук начинающие и ведущие музыканты сливались в единый, цельный орган, порождая сложную и прекрасную мелодию. Вместе с этим я осознал некую ответственность за них и за неё персонально – за музыку, которую слышат другие люди.
Да. Я был на своём месте.
То же я надеялся услышать от Себастьяна, когда он станет старше. Наверно, все родители этого ждут. Не так важен был его успех, его заработок, его знаменитость. Имело ценность только ощущение, что ты всё делаешь правильно и находишься там, где хочешь находится. Делаешь то, что хочешь делать. Как для меня – таковой и был формула счастья.
Я выглядел на все 25, но мне было чуть больше пятидесяти, когда мой сын стал подростком.
У него были мамины глаза.
Настал час пожинать первые плоды трудов и стараний, вложенных в музыкальное дело.
Май неохотно собирала вещи. Я пытался помочь ей упаковать их, но она говорила, что я всё делаю неправильно и только неэкономно расходую место. Мне казалось, что напомнить ей, мол, экономить больше не нужно – здравая мысль, но Май, взглянув на меня, как на маленького мальчика со двора, говорила: «Богат не тот, кто зарабатывает, а тот, кто считает».
Я не спорил со своей леди. Мне и без этого было волнительно и страшно.
Когда я выбирал дом, который мы будем снимать, пока на нашем участке ведётся строительство, я советовался с Себастьяном. Мы могли позволить себе дом как дороже, так и дешевле, но сын старался учесть больше интересы матери, нежели наши с ним.
- Ты ведь это маме обещал, да? Так пусть съемный дом будет хоть немного светлее нашего предыдущего.
Так и решили. Сняли в квартале от нашего участка двухэтажный дом. Хотя я и тут облажался.
- Как мило, Крис. Это даже не похоже на твой обычный выбор. Да и вообще на весь этот город. Мне… нравится. Пойду посмотрю второй этаж для начала, - это было неплохое начало, но… - Крииис! – я знал, что сейчас произойдет.
Арендодатель говорил, что в доме три спальных места. В итоге кровать была всего одна, как и комната на втором этаже. Меня обманули?
- Вечно ты влипаешь во всякие истории! Почему не приехать заранее и не посмотреть, всем ли хватит места? - что ответить я не знал. Потупил глаза в пол. – Ладно, черт с тобой. Утром разберемся.
В общем и целом, съёмный дом понравился Май. Но, конечно, это была большая оплошность со спальными местами. Нам приходилось спать по очереди: пока я был на работе, Себастьян спал и наоборот. Меня поразило то, насколько легко подросток уживался это время со своими родителями в одной комнате, зная, как он любил запираться в них один.
Мы с женой старались почаще спускаться вниз, чтобы дать сыну какое-то личное пространство. Май, казалось, уже привыкла к моим бытовым неудачам, и только напоминала мне, чтобы я сказал сыну про краску. В арендованном доме мебель должна остаться целой и не пахнуть ничем необычным.
С этим Себастьян справлялся. Иногда он уезжал на студию, как он это называл, которая располагалась в подсобке картинной галереи нашего города. Он радовался возможности поработать в неаккуратной обстановке больше, чем любой премии, которую получал за свои картины. С каждым разом у него получалось всё лучше, поэтому, если он задерживался там допоздна – я не ругал его, но никогда не ложился спать, пока Себастьян не вернётся домой.
Я мог даже играть на гитаре среди ночи. Моя Леди давно привыкла к звукам Ви, к моим с ней трепетным и уже доверительным отношениям. Струны напоминали мне о самом моем худшем поступке в этой жизни. Призраки прошлого… Всего один. В этом был мой вечный страх: я питался так регулярно и точно – ровно по часам – что и забыл, что такое сильная жажда. Вспоминал о ней только тогда, когда играл. И будто бы видел её.
Нам повезло, что период переезда совпал с каникулами Себастьяна. Он смог показать своё искусство в полной мере. Выручку от продажи картин он мог оставить себе, но никогда так не делал. Сын считал, что при переезде в новый дом, он должен иметь на него имущественные права, как и я.
То, что он мой единственный сын и всё, что у меня есть, когда-нибудь станет только его, он не слушал. Себастьян хотел помочь. Хотел вложиться в семейный бюджет. Мало ли, мама захочет новые сапоги?
А мама… Мама хотела только новую кровать. После того, как я рассказал ей свою историю об арендодателе, мы разбирались с ним по телефону то по очереди, то почти параллельно. Если я привык использовать фразы «извините за беспокойство», «произошло недоразумение», «не могли бы вы быть добры», то жена особо не церемонилась – моя Леди говорила коротко и по существу:
- Вы видели договор? Через неделю он будет в суде, если вы не выполните свою часть сделки. Хорошего дня.
Моя Леди – настоящий хранитель правопорядка. Даже бытового.
Тогда мы по-настоящему узнали, что такое «решать бытовые вопросы». Я даже однажды взглянул, как Май чистит картошку и понял, что одному из нас очень повезло. Всё-таки я был лишен как нужды, так и желания есть обычную пищу (хотя я любил выпить колу). А Май, в свою очередь, не готовила килограммы еды, чтобы прокормить два молодых организма.
Молодых…
Хорошо, конечно, что я не становился еще моложе, но моя Леди порой оборачивалась на юных девушек, будто бы желая сказать: «Почему бы тебе не завести себе вот такую?». Главное, что ей хватало понимания и ощущения моей любви к ней. Я любил все её морщинки, седину, которую она так старательно закрашивала, её медленную и смешную походку, вызванную не очень смешными причинами. Иногда мне самому хотелось быть таким же. В старости я больше не видел ничего плохого.
Но вопросы старости - это философия. Быт говорил, что нам нужна ещё одна кровать.
5,25
+0,5 (за портрет основателя, 1-е поколение)
+ 1 (за призрака Нади Чу, еще не считала. Сим прожил на лоте 3 сим-дня. Смерть: голод)
= 6,75
+0,5 (за портрет основателя, 1-е поколение)
+ 1 (за призрака Нади Чу, еще не считала. Сим прожил на лоте 3 сим-дня. Смерть: голод)
= 6,75
На пустой участок на пару сим-часов
Назад, после размещения дома
Назад, после размещения дома
Последнее редактирование:
Аплодисменты стихли. Я поклонился залу.
В моих руках была не Ви, я не сидел за пиано, не пел. Но творил настоящую музыку.
Свет прожекторов слепил мои глаза, но они не были мне нужны – мои руки плавно скользили смычком по скрипке, столь желанной и недоступной доселе. Я ощущал вкус победы, её запах, её тепло. Взгляд, слух и сердца слушателей были направлены на меня. Тяжелые задачи и случаи ждали меня на пути к этому дню, терновые кусты и заросли зависти и человеческой природы, но в награду я получил нечто большее, чем желал – я получил такие чувства, которые раньше никогда не испытывал.
Моё лицо было спокойным, но органы колотило от энергии, которую я впитывал и отдавал обратно. Тело покрылось приятными мурашками, меня распирала дрожь, но, извольте – то было моё истинное предназначение, моё место и моя судьба.
Мои эмоции смотрели в зеркало и видели там истинную музыку. Всё, что я сделал и чего ещё нет, все, кого я любил и кому причинил боль – всё смешалось в единое, целое, пронзая насквозь инструмент и мои руки, державшие его.
Колея неудач прервалась. Я смог. Я выиграл. Я здесь и сейчас, как и все те, кто удостоил меня своим желанием слушать и слышать. Самый настоящий дуэт Криса и скрипки. Первой скрипки. Единственной таковой.
Я наслаждался.
В черном городе Миднайт Холоу у меня и моей семьи наконец-то наступила действительно белая полоса.
Со сменой руководства театра мне, несмотря на то, что я был дирижёром, разрешили открыть вечер небольшим (почти сольным) выступлением со скрипкой в руках. Выходить на сцену в таком формате второй раз было очень странно: с одной стороны, я ощущал, как невидимая рука Надин касается моего лица, с другой – она же тянула меня сыграть, подталкивала и вдохновляла.
Этот жест совершил невероятное, обеспечив мне расцвет и пик моей карьеры. Моя жизнь была далека от конца, но дело моей жизни уже было увековечено. Я справился.
Что стояло за этим? Страх и уверенность, боль и радость, одиночество и, конечно же, семья. Было всё. Но я ценил сегодняшний день, в котором мой любимый сын, который был с моей Леди на выступлении, отчетливо и громко произнес:
- Я горжусь тобой, отец.
Я улыбнулся, одобряюще похлопав его по плечу.
- Тебя ждет еще более великое будущее, Себастьян.
- Не могу поверить! Ты величайший музыкант нашего века! А-а-а, нароод, мой отец крут!
Когда твой сын говорит такие вещи, тебе бесконечно приятно. Ты точно знаешь, что всё делал правильно.
Вечером того же дня, как сейчас помню, мне звонила Люси. Я не знал, была ли она на концерте или нет, но она, прикрываясь тем, что всё ещё выглядит как молодая Май, делала недвусмысленные намёки.
Глупая женщина – влюбленная женщина.
Моя Леди, хоть и была сдержана, но смотрела на меня увлеченно и восторженно. Я обещал ей, что справлюсь, я просил её поверить мне. И она поверила.
Да, конечно. Вопрос с кроватью я решил не совсем удачно (она была не того цвета, что остальная мебель), но решил ведь. И в связи со скорым переездом, моя Леди не стала возмущаться по этому поводу. После концерта она даже сказала:
- Я бы хотела приготовить тебе ужин, но ты, скорее всего, не оценишь, так что… - она обняла меня как никогда раньше, - Ты молодец, Крис.
- Я ни за что бы не справился без тебя, моя Леди. Это наша победа, не моя.
- Твоя, Кристоф. Как и я.
Поцеловав меня в щеку, Май ушла спать.
Уставившись в книгу, я еще долго думал о её словах. Читал какие-то строки, но они проходили мимо меня. «Как и я»… Моя Леди никогда раньше так не говорила. Никогда.
На прощанье Май и Себастьян сделали снеговика. Меня, увы, не было с ними, но результат развеселил нас всех.
С продажей последней своей картины Себастьян собрал оставшиеся кисточки и банки красок. Май и так разбирала не все сумки – знала, что скоро мы переезжаем насовсем.
Дом был уже готов, когда мы ждали сына на съемном доме с собранными вещами. Он показал очередную пачку симолеонов, сказав, что его последние работы уедут в Хидден Спрингс. Куда же еще?
И вот он - наш новый дом на старом месте.
Мне понравилось наблюдать за реакцией Май. Себастьян быстро убежал на второй этаж – хотел посмотреть поскорей свою комнату. А моя Леди… Молча села на диван, оглядывая весь дом. Молча встала, зашла в спальню, потом робко заглянула в ванную комнату.
- Ничего сверхъестественного. Но я надеюсь, тебе нравится.
- …Да. Я… пойду разберу вещи.
Комфорт проник в мой разум, и я без лишних сомнений достал коробку своего напитка, чтобы, потягивая его, самому осмотреться в нашем доме. Гордость еще не распирала меня, но была близка к этому.
За окном шел снег. В такую погоду наша новая жизнь казалась мне еще прекраснее.
Май нашла меня во дворе перед домом. Медленно она подошла ко мне, взяв за руку. Её взор упал на мои кожаные перчатки. Она сняла одну из них с моей руки, обнаружив там мозоли от смычка, и провела подушечками пальцев по ним.
Мы целовались на морозе, хотя она всегда говорила, что её кожа пострадает от этого. Кажется, сегодня она не думала о своих губах.
Даже о Себастьяне, засевшем на втором этаже.
С того самого дня она негласно, но признала, что я достоин её сердца, руки и разума.
6,75
+1 (за МВЖ Криса: Звукорежиссер блокбастеров)
+1 (за 15 значков, сейчас их 16)
+0,5 за вершину карьеры (Музыка, классическая)
+0,25 за нового друга (вот не знаю его имени, потом запишу. №8)
= 9,5
+1 (за МВЖ Криса: Звукорежиссер блокбастеров)
+1 (за 15 значков, сейчас их 16)
+0,5 за вершину карьеры (Музыка, классическая)
+0,25 за нового друга (вот не знаю его имени, потом запишу. №8)
= 9,5
Туда
Обратно
Обратно
За баллы счастья Криса
Друг Криса
Иглу
Снеговик и ангел
Снеговик и ангел
Последнее редактирование:
Мой сын, в конце концов, обычный подросток, который запирался в ванной на втором этаже, помощнее включая струю воды.
Подросток, который считал девочек постарше – красивыми, ровесниц – глупыми, а сам проводил дни и ночи за компьютером, за что получал нагоняй от матери.
Подросток, который полюбил свой новый дом. За личную ванную? Не уверен, однако тоже причина.
Мы с Себастьяном близко общались, но когда я впервые завёл тему о девушках, алкоголе и курении, он ответил вполне доступно, чтобы мы больше к этому не возвращались:
- Спасибо, пап, но мама опередила тебя.
- Намного?
- Года на три.
Май любила вспоминать прошлое, хоть я и старался сделать максимально комфортным её настоящее. Я даже не возражал против этих босоножек на огромной платформе, в которых жену ни разу не видел – Май говорила, что они напоминали ей молодость. Каждое утро, просыпаясь, она вспоминала свои юные годы, а я мысленно убирал их в шкаф для обуви. Но своей Леди об этом не говорил.
Чаще всего мы с Себастьяном занимались разными проектами и исследованиями центра, в котором он бывал чаще, чем в школе. Некоторые из них были полезны даже мне, потому что в таком юном возрасте сын разговаривал со мной почти на равных в плане знаний. Что меня радовало – так это то, что он никогда не хвастался и не задирал нос, будто бы осознавая, что имеет какое-то преимущество, которого нет у других. И для этого преимущества он ничего не сделал.
- Талант и способности, Себастьян, это ещё не всё, - говорил я. – Усидчивость, труд и терпение. И поверь старику, я знаю, о чем говорю.
Сын засмеялся. Я сначала не понял, где пошутил.
- Если ты старик, то мне уже за тридцать, пап.
В любом случае, надеюсь, он запомнит мои слова.
На одном из родительских собраний для старшеклассников, где-то после обсуждения бюджета выпускного вечера, директор школы подозвала нас с Май, тихо, не привлекая внимания, как обычно подзывают родителей провинившихся детей, чтобы не позорить перед всеми.
В тот вечер мы с Май узнали, что Себастьян сдал экзамены досрочно, еще в прошлом месяце, и теперь никто не знает, что с ним делать – по большому счету ходить на занятия было уже необязательно, но школа все ещё несла ответственность за его здоровье и жизнь. Нам предложили подписать заявление, чтобы эту ответственность забрали мы. Мне казалось, что это здорово – Себастьян мог бы жить искусством в полный рост, но вот Май…
Её переубедить я не смог.
- Мы же семья, Май! Мы должны учитывать желания и стремления друг друга, работать сообща, а не быть препятствием… Себастьян мог бы стать тем, кем хочет, раньше, чем другие дети.
- Ты не понимаешь, о чем говоришь, Кристоф. Он наш сын.
Май достала из холодильника торт. Она редко доставала сладкое – только когда хотела поднять себе настроение.
- Он подросток. Он должен общаться со сверстниками, должен ходить на учебу, должен ощущать какие-то обязанности, потому что в его жизни они обязательно будут. Себастьян и так не похож на других ребят, - я не мог даже сказать ей слова, - Наш сын уже отличается, зачем подчеркивать это, гордиться этим? Пусть он хоть немного побудет ребёнком.
- Может стоит спросить его? – случайно обронил я.
- Если бы он не хотел ходить в школу – он бы не ходил. Там он устает, да, но там и получает хорошие отметки. Я не понимаю тебя… То ты говоришь, что он просто подросток, то ты хочешь снять его с уроков для «занятия искусством». Брось!
И Май была, как всегда, права.
Себастьян и так успевал заниматься тем, чем хочет. Например, играть на гитаре, которую я подарил ему на его шестнадцатилетние. Он освоил механику и понимание этого инструмента очень быстро, как и музыкальные игрушки в раннем детстве. Я бы даже позавидовал такой скорости обучения, но… Душу он вкладывал всё равно в свои картины, а не в музыку – он был хорош, но не чувствителен. Или это я слишком любил Ви?
Впрочем, в жизни у нас часто меняются планы, цели, приоритеты… Сейчас, приходя на работу, как домой (или на выступление – как на праздник), я хотел лишь одного – сделать своих близких такими же счастливыми, каким был я. Например, Май с годами стала больше обращать внимание на стоимость окружающей её обстановки. Это меня радовало.
Или разрешить Себастьяну официально питаться вместе со мной. Он ведь пытался скрывать это от матери.
- А ты пробовал когда-нибудь другие вкусы, пап?
- Да, пару раз, но апельсиновый мне нравится больше всего. Особенно вторая положительная.
- Э-эй! Прекратите обсуждать человеческие жидкости за столом! – недовольно бормотала моя Леди.
Мы не прекращали. А потом Май демонстративно уходила из-за стола, чем вводила Себастьяна в подростковый ступор.
А меня заставляя поражаться – какая женщина! Даже сейчас с этой почти военной строгостью. Прекрасная, решительная Май. С характером, крепким, как роскошный ветвистый дуб.
И в то же время…
Жена, поддерживающая мужа в его начинаниях. Пускай она всё ещё не так сильно любила классическую музыку, но она точно знала, что если сегодня я возвращаюсь с симфонии, которую дирижировал или солировал – то за ней небольшой супружеский долг.
Поклонившись друг другу, мы медленно танцевали. Музыку всегда выбирал я, жалея, что не мог сам параллельно нам сыграть. От неё пахло апельсином и жасмином.
Ей было, наверно, почти шестьдесят, а она никогда не говорила, что у неё болели ноги или спина. Она кланялась и подавала ладонь, так, как если бы мы были одни в огромном стеклянном дворце…
В такие минуты мы и правда были одни. Я и она. Моя любимая Леди.
Подросток, который считал девочек постарше – красивыми, ровесниц – глупыми, а сам проводил дни и ночи за компьютером, за что получал нагоняй от матери.
Подросток, который полюбил свой новый дом. За личную ванную? Не уверен, однако тоже причина.
Мы с Себастьяном близко общались, но когда я впервые завёл тему о девушках, алкоголе и курении, он ответил вполне доступно, чтобы мы больше к этому не возвращались:
- Спасибо, пап, но мама опередила тебя.
- Намного?
- Года на три.
Май любила вспоминать прошлое, хоть я и старался сделать максимально комфортным её настоящее. Я даже не возражал против этих босоножек на огромной платформе, в которых жену ни разу не видел – Май говорила, что они напоминали ей молодость. Каждое утро, просыпаясь, она вспоминала свои юные годы, а я мысленно убирал их в шкаф для обуви. Но своей Леди об этом не говорил.
Чаще всего мы с Себастьяном занимались разными проектами и исследованиями центра, в котором он бывал чаще, чем в школе. Некоторые из них были полезны даже мне, потому что в таком юном возрасте сын разговаривал со мной почти на равных в плане знаний. Что меня радовало – так это то, что он никогда не хвастался и не задирал нос, будто бы осознавая, что имеет какое-то преимущество, которого нет у других. И для этого преимущества он ничего не сделал.
- Талант и способности, Себастьян, это ещё не всё, - говорил я. – Усидчивость, труд и терпение. И поверь старику, я знаю, о чем говорю.
Сын засмеялся. Я сначала не понял, где пошутил.
- Если ты старик, то мне уже за тридцать, пап.
В любом случае, надеюсь, он запомнит мои слова.
На одном из родительских собраний для старшеклассников, где-то после обсуждения бюджета выпускного вечера, директор школы подозвала нас с Май, тихо, не привлекая внимания, как обычно подзывают родителей провинившихся детей, чтобы не позорить перед всеми.
В тот вечер мы с Май узнали, что Себастьян сдал экзамены досрочно, еще в прошлом месяце, и теперь никто не знает, что с ним делать – по большому счету ходить на занятия было уже необязательно, но школа все ещё несла ответственность за его здоровье и жизнь. Нам предложили подписать заявление, чтобы эту ответственность забрали мы. Мне казалось, что это здорово – Себастьян мог бы жить искусством в полный рост, но вот Май…
Её переубедить я не смог.
- Мы же семья, Май! Мы должны учитывать желания и стремления друг друга, работать сообща, а не быть препятствием… Себастьян мог бы стать тем, кем хочет, раньше, чем другие дети.
- Ты не понимаешь, о чем говоришь, Кристоф. Он наш сын.
Май достала из холодильника торт. Она редко доставала сладкое – только когда хотела поднять себе настроение.
- Он подросток. Он должен общаться со сверстниками, должен ходить на учебу, должен ощущать какие-то обязанности, потому что в его жизни они обязательно будут. Себастьян и так не похож на других ребят, - я не мог даже сказать ей слова, - Наш сын уже отличается, зачем подчеркивать это, гордиться этим? Пусть он хоть немного побудет ребёнком.
- Может стоит спросить его? – случайно обронил я.
- Если бы он не хотел ходить в школу – он бы не ходил. Там он устает, да, но там и получает хорошие отметки. Я не понимаю тебя… То ты говоришь, что он просто подросток, то ты хочешь снять его с уроков для «занятия искусством». Брось!
И Май была, как всегда, права.
Себастьян и так успевал заниматься тем, чем хочет. Например, играть на гитаре, которую я подарил ему на его шестнадцатилетние. Он освоил механику и понимание этого инструмента очень быстро, как и музыкальные игрушки в раннем детстве. Я бы даже позавидовал такой скорости обучения, но… Душу он вкладывал всё равно в свои картины, а не в музыку – он был хорош, но не чувствителен. Или это я слишком любил Ви?
Впрочем, в жизни у нас часто меняются планы, цели, приоритеты… Сейчас, приходя на работу, как домой (или на выступление – как на праздник), я хотел лишь одного – сделать своих близких такими же счастливыми, каким был я. Например, Май с годами стала больше обращать внимание на стоимость окружающей её обстановки. Это меня радовало.
Или разрешить Себастьяну официально питаться вместе со мной. Он ведь пытался скрывать это от матери.
- А ты пробовал когда-нибудь другие вкусы, пап?
- Да, пару раз, но апельсиновый мне нравится больше всего. Особенно вторая положительная.
- Э-эй! Прекратите обсуждать человеческие жидкости за столом! – недовольно бормотала моя Леди.
Мы не прекращали. А потом Май демонстративно уходила из-за стола, чем вводила Себастьяна в подростковый ступор.
А меня заставляя поражаться – какая женщина! Даже сейчас с этой почти военной строгостью. Прекрасная, решительная Май. С характером, крепким, как роскошный ветвистый дуб.
И в то же время…
Жена, поддерживающая мужа в его начинаниях. Пускай она всё ещё не так сильно любила классическую музыку, но она точно знала, что если сегодня я возвращаюсь с симфонии, которую дирижировал или солировал – то за ней небольшой супружеский долг.
Поклонившись друг другу, мы медленно танцевали. Музыку всегда выбирал я, жалея, что не мог сам параллельно нам сыграть. От неё пахло апельсином и жасмином.
Ей было, наверно, почти шестьдесят, а она никогда не говорила, что у неё болели ноги или спина. Она кланялась и подавала ладонь, так, как если бы мы были одни в огромном стеклянном дворце…
В такие минуты мы и правда были одни. Я и она. Моя любимая Леди.
9.5
+0,25 (10 уровень навыка: Себастьян, музыка)
= 9,75
+0,25 (10 уровень навыка: Себастьян, музыка)
= 9,75
Последнее редактирование:
В какой-то момент моей жизни я ощутил, будто бы черная полоса – это далёкое прошлое, моя собственная драматичная выдумка, иллюзия всего происходящего.
Я, как обычный человек, порой смертельно уставал и, успевая только снять костюм и попросить Май повесить его в шкаф, валился в кровать. Я любил свою работу всё равно. Как и жену.
Она увлеклась кулинарией в меру того, как можно было ей увлечься в семье, где в принципе большинство питается не совсем как принято. Мои вкусовые рецепторы на стандартную человеческую пищу давно не реагировали – я мог отличить, хорошо ли получились у Май оладьи или нет только по их цвету: чем они были более тёмными – тем хуже. Так случалось, но моя Леди очень-очень старалась научиться готовить именно их.
Сначала я не понимал, почему именно оладьи. Но, как оказалось, Себастьян еще улавливал вкус именно еды, кроме того, он обожал мамины «блинчики» (когда они не сгорали).
Мне нравилось желание Май угодить сыну. Оно вызывало во мне чувство домашнего уюта.
Впервые за долгое время я посетил библиотеку. Кажется, последний раз я был здесь, когда пытался что-то узнать про свою природу… И тогда мне звонила Надин.
Я отгонял мысли о ней. Я не должен думать о своей давней вине. У меня есть другая, куда более ценная жизнь.
В этой жизни у меня, кроме моей Леди, есть замечательный и талантливый сын.
Его комната обрастала сертификатами, наградами и дипломами. Казалось, что он коллекционирует их, стремится получить как можно больше этих цветных бумажек из как можно большего количества мест и организаций. Зачем?
А просто так. Ему нравилось.
Но больше всего он любил, по своему обыкновению, оставаться в своей комнате наедине с кисточками и холстом. Это были лучшие друзья его подросткового возраста.
Мы с ним во многом были похожи.
Меня, например, пригласили на автограф-сессию для нашего театра. Это должно было привлечь новых зрителей и порадовать постоянных посетителей. А еще сделать приятно всем тем, кто будет своей ручкой подписывать автографы публике.
Я тоже был рад, вспоминая, сколько всего я сделал для этой должности, для своей музыки. Конечно, слушателей у меня было меньше, чем подписчиков у моего сына во всяких соцсетях в интернете. Он тоже был по-своему популярен.
Думаю, что у девушек тоже.
По крайней мере я ощущал женское внимание. Конечно, моя аудитория была несколько (значительно) старше той, для которой пел/рисовал/писал Себастьян, но зато я точно знал, что меня любили за мою музыку. Наверно. Ладно. Я не знал. Я надеялся.
Но – да, это правда, в те дни я ощущал чувство собственной важности и популярности как ни в какие другие.
Жаль, что моя Леди никогда не относилась так ко мне. С другой стороны, тогда бы она не была настоящей Май – сдержанной, но очень доброй; порой твердой, но безумно нежной внутри.
Интересно, Себастьян ощущал то же, что и я, когда осознавал свою популярность? Я никогда не стремился к известности, лишь занимался тем, что мне нравится. А он? Мой сын делал то, что любит, или то, что нравится другим?
Надеюсь, что первое.
В те годы мне казалось, что я знаю многое о любви. Что я – образцовый муж и любящий отец. Я старался быть таким для моей Леди, которая всё так же старалась оставаться для меня самой красивой и желанной женщиной.
Конечно, это было несколько иначе, чем раньше – более осознанно, чувственно, нежно. Но у нас еще оставалось какое-то время. Время для нас.
Я, как обычный человек, порой смертельно уставал и, успевая только снять костюм и попросить Май повесить его в шкаф, валился в кровать. Я любил свою работу всё равно. Как и жену.
Она увлеклась кулинарией в меру того, как можно было ей увлечься в семье, где в принципе большинство питается не совсем как принято. Мои вкусовые рецепторы на стандартную человеческую пищу давно не реагировали – я мог отличить, хорошо ли получились у Май оладьи или нет только по их цвету: чем они были более тёмными – тем хуже. Так случалось, но моя Леди очень-очень старалась научиться готовить именно их.
Сначала я не понимал, почему именно оладьи. Но, как оказалось, Себастьян еще улавливал вкус именно еды, кроме того, он обожал мамины «блинчики» (когда они не сгорали).
Мне нравилось желание Май угодить сыну. Оно вызывало во мне чувство домашнего уюта.
Впервые за долгое время я посетил библиотеку. Кажется, последний раз я был здесь, когда пытался что-то узнать про свою природу… И тогда мне звонила Надин.
Я отгонял мысли о ней. Я не должен думать о своей давней вине. У меня есть другая, куда более ценная жизнь.
В этой жизни у меня, кроме моей Леди, есть замечательный и талантливый сын.
Его комната обрастала сертификатами, наградами и дипломами. Казалось, что он коллекционирует их, стремится получить как можно больше этих цветных бумажек из как можно большего количества мест и организаций. Зачем?
А просто так. Ему нравилось.
Но больше всего он любил, по своему обыкновению, оставаться в своей комнате наедине с кисточками и холстом. Это были лучшие друзья его подросткового возраста.
Мы с ним во многом были похожи.
Меня, например, пригласили на автограф-сессию для нашего театра. Это должно было привлечь новых зрителей и порадовать постоянных посетителей. А еще сделать приятно всем тем, кто будет своей ручкой подписывать автографы публике.
Я тоже был рад, вспоминая, сколько всего я сделал для этой должности, для своей музыки. Конечно, слушателей у меня было меньше, чем подписчиков у моего сына во всяких соцсетях в интернете. Он тоже был по-своему популярен.
Думаю, что у девушек тоже.
По крайней мере я ощущал женское внимание. Конечно, моя аудитория была несколько (значительно) старше той, для которой пел/рисовал/писал Себастьян, но зато я точно знал, что меня любили за мою музыку. Наверно. Ладно. Я не знал. Я надеялся.
Но – да, это правда, в те дни я ощущал чувство собственной важности и популярности как ни в какие другие.
Жаль, что моя Леди никогда не относилась так ко мне. С другой стороны, тогда бы она не была настоящей Май – сдержанной, но очень доброй; порой твердой, но безумно нежной внутри.
Интересно, Себастьян ощущал то же, что и я, когда осознавал свою популярность? Я никогда не стремился к известности, лишь занимался тем, что мне нравится. А он? Мой сын делал то, что любит, или то, что нравится другим?
Надеюсь, что первое.
В те годы мне казалось, что я знаю многое о любви. Что я – образцовый муж и любящий отец. Я старался быть таким для моей Леди, которая всё так же старалась оставаться для меня самой красивой и желанной женщиной.
Конечно, это было несколько иначе, чем раньше – более осознанно, чувственно, нежно. Но у нас еще оставалось какое-то время. Время для нас.
9,75
Последнее редактирование:
Мне стало понятно, что такое настоящая ответственность только тогда, когда я посмотрел на себя в зеркало, потом на свою жену, а затем на сына.
Еще лет пять, и я буду выглядеть даже младше Себастьяна, если ничего не изменится.
Но если это еще было доселе терпимо, то наблюдать за тем, как в одиночку стареет твоя любимая жена – порой слишком невыносимо. Я тоже хотел видеть седые волосы на своей голове, суставами ощущать смену погоды и периодически ворчать, с поводом и без.
Мы уже давно поняли и приняли, что Себастьян чем-то отличался от других людей. Что он, хоть и любил нас, но очень часто искал тотального одиночества. Ни я, ни Май не навязывали ему своего общества или мнения, потому что решать за другого человека, что для него лучше – сущий бред.
Ведь моя Леди никогда не говорила мне, что классика – старьё, что я занимаюсь чем-то не тем. И я был счастлив, выполняя свою, если можно вообще так назвать симфонию, работу.
Иногда сын приходил ко мне, слушал. Себастьян задавал много вопросов, касающихся нашей с ним природы. Не на все я мог дать ответ. Какие-то давались ему особенно тяжело, например, почему его мать не такая как мы.
Иногда он пытался привести Май на симфонию, чаще, чем ей хотелось бы.
Моя Леди умело отказывалась, ссылаясь на разговоры с Люси, которой стало тяжело ходить. Им как бы обеим не очень хотелось ездить так далеко от дома, хотя иногда Люси заглядывала к нам, когда меня не было дома. Я был не против.
Честно говоря, это был опасный период. Мне казалось тогда, что я вот-вот потеряю или мою Леди, или её расположение ко мне.
Меня тогда не смог отвлечь даже Себастьян, хотя ему тоже нужна была моя поддержка и одобрение – хорошие отметки в школе доставались ему труднее, чем другим ребятам, потому что он отличался от них и порой знал больше, чем сами учителя. Это им не нравилось. Совсем.
Но выпускной класс сына не так сильно беспокоил меня, как моё собственное сердце. Я знал, что Себастьян справится, что всегда сможет найти поддержку, если попросит её.
А он не просил.
Как и моя Леди. Но я вновь думал только о них двоих – Май и музыка. Мои две величайшие любви.
Я не знал, смогу ли полюбить еще когда-нибудь так, как любил её. Мне не хотелось этого знать или проверять любым способом. Верните меня в прошлое – я бы поступил точно так же, выбрал бы именно её, добивался бы Май ещё пуще прежнего.
Поэтому я старался сделать её счастливой в сегодняшнем дне.
Да, теперь она была немного другой. У неё были порой странные желания, но они были её – этого было достаточно, чтобы тотчас бежать и выполнять их.
Например, моя Леди требовала, чтобы на нашем счету лежало наличными больше пятидесяти тысяч симолеонов. Как я ни старался объяснить ей, что часть из этих денег хранится в виде нашего дома, нашей недвижимости – она была непреклонна. Я не знал, что делать, и обратился к Себастьяну.
Сын сначала не сразу понял, почему я так торопился сделать всё, что хочет моя Леди. Мне пришлось поделиться с ним переживаниями на счет того, что я не знал, как долго его мать останется с нами. Он заверил меня, что её здоровье крепче рассудка, но всё же согласился помочь.
Себастьян придумал схему, по которой наш дом на один день продавался банку, а затем выкупался, но мы выплачивали небольшой процент. Если взять выписку по счету из банка в этот день, то сумма наличных явно перевалит за пятьдесят тысяч. Это было очень странное требование-желание, но я готов был даже на такие странности.
Наш план сработал. По документам мы продали дом.
И тут же выкупили его обратно.
Май ничего не заметила, но была полностью убеждена, что мы чертовски богаты.
Тогда я впервые вспомнил за долгое время её давнего бывшего и то, как мы подрались в его старом богатом доме. Я не считал меркантильные черты чем-то зазорным у женщины, особенно у моей.
Я лишь старался сделать её счастливой.
- Крис, знаешь… Я хотела когда-то состариться у берега моря. Нежиться в теплых лучах солнца по утрам, попивая свой лимонад. Но прошло время и теперь… У нас есть взрослый, прекрасный и талантливый сын.
- И он очень похож на тебя. Только глаза одни мои.
- А этот мрачный город, в котором мы с сестрами спрятались когда-то... Я уже и не вспомню, зачем и от кого. Быть может, меня привела сюда рука судьбы.
- Чья бы рука не привела тебя ко мне, моя Леди, твою я хочу держать столько, сколько смогу.
Май едва заметно улыбнулась. Я клянусь, что слышал, как внутри неё играла тихая музыка, спокойная и тёмная, будто сама моя материя проникла в её разум.
Я поделился с ней радостной вестью – теперь я стал соучредителем нашего театра, часть его прибыли принадлежала семье Мориэль. И часть имущества.
В этом была наша основная идея – мы с моей Леди решили ненадолго превратиться в настоящих жителей Миднайт Холоу и встряхнуть этот городок.
В гримёрке за сценой я перерыл несколько ящиков прежде, чем нашел подходящие нам костюмы. Май раздевалась при мне без малейшего стеснения, хотя её кожа и фигура уже была не такой, как раньше.
Она присела перед зеркалом с огромными лампами, а я неумело помогал ей собрать волосы. Моя Леди всё ещё не улыбалась. Май пудрила носик при мне. Я покорно наклонился к ней и, глядя в зеркало на нас обоих, поцеловал её шею. Её ладонь не отпускала меня, лёгонько придерживая за голову.
- Посмотри на меня, Кристоф, - я не смел ослушаться, - Когда ты встретишь ту, что затмит твой разум больше, чем я в своё время, прошу, дай мне слово, - моя Леди посмотрела мне в глаза, - Не сопротивляйся.
- Никому не удастся сделать это после тебя, Май.
- Дай мне слово.
- Но миледи…
- Дай мне слово!
- Я не…
- Кристоф, ты знаешь, я не повторяю трижды. Или ты соглашаешься, или…
- Вот именно! Больше ты не сможешь угрожать мне решёткой, - я поднял её на руки и поспешно вынес на улицу, чтобы она проветрила свои мысли от этих глупостей.
Мы заказывали всё самое дорогое, хотя Май знала, что я едва что-то ощущал от еды – сама атмосфера ресторана была мне приятна.
Даже после спектакля ощущения у нас были разные. Я, как настоящий профессионал и ценитель (вообще нет), придирался к каждому слову и реплике актёров, но не говорил своей Леди, чтобы не портить её настроение. А она наоборот – завороженно наблюдала за драмой, разворачивающейся на сцене. Кажется, ей понравилось.
После этого нашего свидания моей Леди стало нехорошо. Мне приходилось просить Себастьяна оставаться дома, когда я уезжал на работу – мало ли, Май что-нибудь понадобится. Врач говорил, что точно причину установить сложно, но ей периодически было больно где-то в области груди. Всё, что он делал – прописывал обезболивающие.
Я начал беспокоиться. Сильно.
Даже не так.
Мне стало страшно.
Еще лет пять, и я буду выглядеть даже младше Себастьяна, если ничего не изменится.
Но если это еще было доселе терпимо, то наблюдать за тем, как в одиночку стареет твоя любимая жена – порой слишком невыносимо. Я тоже хотел видеть седые волосы на своей голове, суставами ощущать смену погоды и периодически ворчать, с поводом и без.
Мы уже давно поняли и приняли, что Себастьян чем-то отличался от других людей. Что он, хоть и любил нас, но очень часто искал тотального одиночества. Ни я, ни Май не навязывали ему своего общества или мнения, потому что решать за другого человека, что для него лучше – сущий бред.
Ведь моя Леди никогда не говорила мне, что классика – старьё, что я занимаюсь чем-то не тем. И я был счастлив, выполняя свою, если можно вообще так назвать симфонию, работу.
Иногда сын приходил ко мне, слушал. Себастьян задавал много вопросов, касающихся нашей с ним природы. Не на все я мог дать ответ. Какие-то давались ему особенно тяжело, например, почему его мать не такая как мы.
Иногда он пытался привести Май на симфонию, чаще, чем ей хотелось бы.
Моя Леди умело отказывалась, ссылаясь на разговоры с Люси, которой стало тяжело ходить. Им как бы обеим не очень хотелось ездить так далеко от дома, хотя иногда Люси заглядывала к нам, когда меня не было дома. Я был не против.
Честно говоря, это был опасный период. Мне казалось тогда, что я вот-вот потеряю или мою Леди, или её расположение ко мне.
Меня тогда не смог отвлечь даже Себастьян, хотя ему тоже нужна была моя поддержка и одобрение – хорошие отметки в школе доставались ему труднее, чем другим ребятам, потому что он отличался от них и порой знал больше, чем сами учителя. Это им не нравилось. Совсем.
Но выпускной класс сына не так сильно беспокоил меня, как моё собственное сердце. Я знал, что Себастьян справится, что всегда сможет найти поддержку, если попросит её.
А он не просил.
Как и моя Леди. Но я вновь думал только о них двоих – Май и музыка. Мои две величайшие любви.
Я не знал, смогу ли полюбить еще когда-нибудь так, как любил её. Мне не хотелось этого знать или проверять любым способом. Верните меня в прошлое – я бы поступил точно так же, выбрал бы именно её, добивался бы Май ещё пуще прежнего.
Поэтому я старался сделать её счастливой в сегодняшнем дне.
Да, теперь она была немного другой. У неё были порой странные желания, но они были её – этого было достаточно, чтобы тотчас бежать и выполнять их.
Например, моя Леди требовала, чтобы на нашем счету лежало наличными больше пятидесяти тысяч симолеонов. Как я ни старался объяснить ей, что часть из этих денег хранится в виде нашего дома, нашей недвижимости – она была непреклонна. Я не знал, что делать, и обратился к Себастьяну.
Сын сначала не сразу понял, почему я так торопился сделать всё, что хочет моя Леди. Мне пришлось поделиться с ним переживаниями на счет того, что я не знал, как долго его мать останется с нами. Он заверил меня, что её здоровье крепче рассудка, но всё же согласился помочь.
Себастьян придумал схему, по которой наш дом на один день продавался банку, а затем выкупался, но мы выплачивали небольшой процент. Если взять выписку по счету из банка в этот день, то сумма наличных явно перевалит за пятьдесят тысяч. Это было очень странное требование-желание, но я готов был даже на такие странности.
Наш план сработал. По документам мы продали дом.
И тут же выкупили его обратно.
Май ничего не заметила, но была полностью убеждена, что мы чертовски богаты.
Тогда я впервые вспомнил за долгое время её давнего бывшего и то, как мы подрались в его старом богатом доме. Я не считал меркантильные черты чем-то зазорным у женщины, особенно у моей.
Я лишь старался сделать её счастливой.
- Крис, знаешь… Я хотела когда-то состариться у берега моря. Нежиться в теплых лучах солнца по утрам, попивая свой лимонад. Но прошло время и теперь… У нас есть взрослый, прекрасный и талантливый сын.
- И он очень похож на тебя. Только глаза одни мои.
- А этот мрачный город, в котором мы с сестрами спрятались когда-то... Я уже и не вспомню, зачем и от кого. Быть может, меня привела сюда рука судьбы.
- Чья бы рука не привела тебя ко мне, моя Леди, твою я хочу держать столько, сколько смогу.
Май едва заметно улыбнулась. Я клянусь, что слышал, как внутри неё играла тихая музыка, спокойная и тёмная, будто сама моя материя проникла в её разум.
Я поделился с ней радостной вестью – теперь я стал соучредителем нашего театра, часть его прибыли принадлежала семье Мориэль. И часть имущества.
В этом была наша основная идея – мы с моей Леди решили ненадолго превратиться в настоящих жителей Миднайт Холоу и встряхнуть этот городок.
В гримёрке за сценой я перерыл несколько ящиков прежде, чем нашел подходящие нам костюмы. Май раздевалась при мне без малейшего стеснения, хотя её кожа и фигура уже была не такой, как раньше.
Она присела перед зеркалом с огромными лампами, а я неумело помогал ей собрать волосы. Моя Леди всё ещё не улыбалась. Май пудрила носик при мне. Я покорно наклонился к ней и, глядя в зеркало на нас обоих, поцеловал её шею. Её ладонь не отпускала меня, лёгонько придерживая за голову.
- Посмотри на меня, Кристоф, - я не смел ослушаться, - Когда ты встретишь ту, что затмит твой разум больше, чем я в своё время, прошу, дай мне слово, - моя Леди посмотрела мне в глаза, - Не сопротивляйся.
- Никому не удастся сделать это после тебя, Май.
- Дай мне слово.
- Но миледи…
- Дай мне слово!
- Я не…
- Кристоф, ты знаешь, я не повторяю трижды. Или ты соглашаешься, или…
- Вот именно! Больше ты не сможешь угрожать мне решёткой, - я поднял её на руки и поспешно вынес на улицу, чтобы она проветрила свои мысли от этих глупостей.
Мы заказывали всё самое дорогое, хотя Май знала, что я едва что-то ощущал от еды – сама атмосфера ресторана была мне приятна.
Даже после спектакля ощущения у нас были разные. Я, как настоящий профессионал и ценитель (вообще нет), придирался к каждому слову и реплике актёров, но не говорил своей Леди, чтобы не портить её настроение. А она наоборот – завороженно наблюдала за драмой, разворачивающейся на сцене. Кажется, ей понравилось.
После этого нашего свидания моей Леди стало нехорошо. Мне приходилось просить Себастьяна оставаться дома, когда я уезжал на работу – мало ли, Май что-нибудь понадобится. Врач говорил, что точно причину установить сложно, но ей периодически было больно где-то в области груди. Всё, что он делал – прописывал обезболивающие.
Я начал беспокоиться. Сильно.
Даже не так.
Мне стало страшно.
9,75
+0,25 за друга (Бриттни какая-то, №9)
+1 за МВЖ Май Мориэль (Купаться в деньгах)
+0,5 за партнёрство (театр, 1 поколение)
= 11,5
+0,25 за друга (Бриттни какая-то, №9)
+1 за МВЖ Май Мориэль (Купаться в деньгах)
+0,5 за партнёрство (театр, 1 поколение)
= 11,5
Огранки и поиски - Май, полный список выложу в конце жизни персонажа.
Навыки Криса:
Потратила баллы счастья Май на климатрон (не использовался)
Подруга Себастьяна
Навыки Криса:
Потратила баллы счастья Май на климатрон (не использовался)
Подруга Себастьяна
Автор спешил выполнить МВЖ Май до того, как она навестит Морфея, отчего прибег к переездам.
Последнее редактирование:
Себастьян эмоционально рассказывал мне о книге, которую спешит закончить и заранее объявлял её хитом нашего времени.
Я внимательно его слушал. Он был убедителен.
А ведь я просто хотел узнать, всё ли у него хорошо.
Спустя минут сорок он всё-таки переключался на заданный вопрос, потому что я был настойчив. Сын явно страстно и почти безумно увлечен своим делом, самим искусством. Оно пропитало столь отдаленные уголки его жизни, что даже я не всегда мог таким похвастаться.
Себастьян продавал абсолютно все свои картины. Ни единой не находилось у нас дома – только чужие, служащие ему вдохновением. Мне на его месте было бы жаль с ними расставаться, но сын не разделял моего сожаления – он продавал их не только богачам в Хидден Спрингс, но и местным заведениям и организациям, отчаянно нуждавшихся в «оригинальном и подлинном украшении».
Впрочем, Себастьян получал за свой талант хорошие деньги. Это радовало.
В его возрасте я столько не зарабатывал.
И снова этот вопрос – возраст.
Сейчас мы были похожи на старых друзей-одноклассников. Может быть, правда, я пока что выглядел чуть старше, потому что килограммы добавляли мне пару лет. Себастьяна его худоба не беспокоила. Он никогда не жаловался на холод, голод или неявного рода боли. Это было самое важное для нас с Май.
Здоровье нашего единственного сына. Что может быть важнее?
Себастьян оказался прав – его новая поэма оказался не просто хитом, а бестселлером. Признаться, я и сам зачитывался строками, сплетенными необычной рифмой и собранными под идеальный «ритм». У сына был талант к писательству, это я знал, но описывать вторжение демонов в стихотворной форме – что ж, для этого одного таланта явно недостаточно.
Нужен навык. Юный Себастьян им обладал.
Еще бы! Столько ночей и дней просидеть у компьютера. У нас с моей Леди всегда был ужин в пол второго ночи, а Себастьян работал, забыв о еде. Неудивительно, что он не набирает вес, даже наоборот вопрос – как он не падает?
Примерно в тот месяц я сам по-настоящему замёрз.
Да, у меня была только моя Леди, я никогда не думал и никогда не подумаю променять её на кого-то другого. Она – моя жизнь.
Я даже не сосчитаю, сколько лет я смог держать за руку свою дорогую и любимую жену, старательно изучавшую техники приготовления оладий для сына и посещавшую мои концерты столько, сколько её сознание выдерживало.
Когда-то она спасла меня от верного одиночества и желания исчезнуть из этого мира. Май собрала вещи и переехала ко мне, заботилась обо мне в самый трудный час моей жизни.
Она никогда не говорила «я люблю тебя» и «постой».
За столько лет, Май. Столько лет. Неужели действительно в этом и была твоя искренность? Неужели ты правда никогда не любила меня?
Я не понял, почему задал себе этот вопрос. Он повис в воздухе, понизив ему температуру. Казалось, если я выдохну, то моё лицо обласкает пар. Моя Леди превращалась в Снежную Королеву.
Я всё равно люблю тебя, Май. Всегда буду любить.
На днях сын преподнёс мне неожиданный подарок. Не хочется рассказывать, как удивленно на меня смотрел весь оркестр, но вот их аплодисменты были весьма приятными. Я даже не понял, к чему они, пока не отправился домой.
Когда я вышел из театра, то обратил внимание на улыбающихся прохожих. В Миднайте это было не просто так, поэтому сначала я осмотрел себя – вроде чисто – а затем обернулся.
Что я увидел? Огромные новенькие буквы:
«Театр имени Кристофа Мориэль».
Когда я сообщил новость Май, мы всей семьёй прониклись мыслью сходить на симфонию, и неважно, дирижировал бы я её или нет – просто мы обязаны посещать места, которые нам принадлежат. Мы в ответственности за организации, которые приручили.
Да уж! Такой неожиданный подарок от Себастьяна. Насколько мне известно, он также решил подарить Люси книгу о ней же, потому что та рассказывала ему всякие истории из жизни его матери и своей собственной. Там даже я был. Много где. Даже очень.
Сын был уже взрослым парнем. Даже Май перестала пытаться контролировать где он и что делает. Она дала ему свободу в рамках закона.
А сама потихоньку пряталась в своём мире. Моя Леди никогда не была одиночкой: она любила шутить, поднимать другим людям настроение и вообще быть в центре всего. Но что-то менялось. Она всё реже касалась меня, когда мы засыпали, она стала чаще мыть пол и руки, запах цветов улетучился - и вместо него остались моющие средства и какая-то трава из состава снотворного. Я чего-то не знал, но определенно чувствовал, что снова могу порезаться. Как в первый день нашей встречи.
Я мечтал, чтобы она подарила мне поцелуй, который я не стал бы просить.
Я хотел просто целовать её, пока у меня была такая возможность.
Не знаю почему, но в итоге мы оба получали какое-то прохладное касание ртов двух разных людей. Её сердце, так ни разу мне и не открывшееся, начинало отдаляться от меня.
Это ничего не значило, на самом деле. Я всё равно был полностью и целиком её.
В конце концов, страх, который был сильнее, чем от осознания убийства Надин, от которого нельзя было спрятаться или убежать, который нельзя было вылечить или уничтожить, настиг меня, когда в дом впервые вошла Сара.
Конец первого поколения.
Я внимательно его слушал. Он был убедителен.
А ведь я просто хотел узнать, всё ли у него хорошо.
Спустя минут сорок он всё-таки переключался на заданный вопрос, потому что я был настойчив. Сын явно страстно и почти безумно увлечен своим делом, самим искусством. Оно пропитало столь отдаленные уголки его жизни, что даже я не всегда мог таким похвастаться.
Себастьян продавал абсолютно все свои картины. Ни единой не находилось у нас дома – только чужие, служащие ему вдохновением. Мне на его месте было бы жаль с ними расставаться, но сын не разделял моего сожаления – он продавал их не только богачам в Хидден Спрингс, но и местным заведениям и организациям, отчаянно нуждавшихся в «оригинальном и подлинном украшении».
Впрочем, Себастьян получал за свой талант хорошие деньги. Это радовало.
В его возрасте я столько не зарабатывал.
И снова этот вопрос – возраст.
Сейчас мы были похожи на старых друзей-одноклассников. Может быть, правда, я пока что выглядел чуть старше, потому что килограммы добавляли мне пару лет. Себастьяна его худоба не беспокоила. Он никогда не жаловался на холод, голод или неявного рода боли. Это было самое важное для нас с Май.
Здоровье нашего единственного сына. Что может быть важнее?
Себастьян оказался прав – его новая поэма оказался не просто хитом, а бестселлером. Признаться, я и сам зачитывался строками, сплетенными необычной рифмой и собранными под идеальный «ритм». У сына был талант к писательству, это я знал, но описывать вторжение демонов в стихотворной форме – что ж, для этого одного таланта явно недостаточно.
Нужен навык. Юный Себастьян им обладал.
Еще бы! Столько ночей и дней просидеть у компьютера. У нас с моей Леди всегда был ужин в пол второго ночи, а Себастьян работал, забыв о еде. Неудивительно, что он не набирает вес, даже наоборот вопрос – как он не падает?
Примерно в тот месяц я сам по-настоящему замёрз.
Да, у меня была только моя Леди, я никогда не думал и никогда не подумаю променять её на кого-то другого. Она – моя жизнь.
Я даже не сосчитаю, сколько лет я смог держать за руку свою дорогую и любимую жену, старательно изучавшую техники приготовления оладий для сына и посещавшую мои концерты столько, сколько её сознание выдерживало.
Когда-то она спасла меня от верного одиночества и желания исчезнуть из этого мира. Май собрала вещи и переехала ко мне, заботилась обо мне в самый трудный час моей жизни.
Она никогда не говорила «я люблю тебя» и «постой».
За столько лет, Май. Столько лет. Неужели действительно в этом и была твоя искренность? Неужели ты правда никогда не любила меня?
Я не понял, почему задал себе этот вопрос. Он повис в воздухе, понизив ему температуру. Казалось, если я выдохну, то моё лицо обласкает пар. Моя Леди превращалась в Снежную Королеву.
Я всё равно люблю тебя, Май. Всегда буду любить.
На днях сын преподнёс мне неожиданный подарок. Не хочется рассказывать, как удивленно на меня смотрел весь оркестр, но вот их аплодисменты были весьма приятными. Я даже не понял, к чему они, пока не отправился домой.
Когда я вышел из театра, то обратил внимание на улыбающихся прохожих. В Миднайте это было не просто так, поэтому сначала я осмотрел себя – вроде чисто – а затем обернулся.
Что я увидел? Огромные новенькие буквы:
«Театр имени Кристофа Мориэль».
Когда я сообщил новость Май, мы всей семьёй прониклись мыслью сходить на симфонию, и неважно, дирижировал бы я её или нет – просто мы обязаны посещать места, которые нам принадлежат. Мы в ответственности за организации, которые приручили.
Да уж! Такой неожиданный подарок от Себастьяна. Насколько мне известно, он также решил подарить Люси книгу о ней же, потому что та рассказывала ему всякие истории из жизни его матери и своей собственной. Там даже я был. Много где. Даже очень.
Сын был уже взрослым парнем. Даже Май перестала пытаться контролировать где он и что делает. Она дала ему свободу в рамках закона.
А сама потихоньку пряталась в своём мире. Моя Леди никогда не была одиночкой: она любила шутить, поднимать другим людям настроение и вообще быть в центре всего. Но что-то менялось. Она всё реже касалась меня, когда мы засыпали, она стала чаще мыть пол и руки, запах цветов улетучился - и вместо него остались моющие средства и какая-то трава из состава снотворного. Я чего-то не знал, но определенно чувствовал, что снова могу порезаться. Как в первый день нашей встречи.
Я мечтал, чтобы она подарила мне поцелуй, который я не стал бы просить.
Я хотел просто целовать её, пока у меня была такая возможность.
Не знаю почему, но в итоге мы оба получали какое-то прохладное касание ртов двух разных людей. Её сердце, так ни разу мне и не открывшееся, начинало отдаляться от меня.
Это ничего не значило, на самом деле. Я всё равно был полностью и целиком её.
В конце концов, страх, который был сильнее, чем от осознания убийства Надин, от которого нельзя было спрятаться или убежать, который нельзя было вылечить или уничтожить, настиг меня, когда в дом впервые вошла Сара.
Конец первого поколения.
11,5
+0,25 (за друга Себастьяна, Кора Флинн, №10)
+1 за коллекцию огранок (см. спойлер)
+1 за выкупленное предприятие (театр)
+1 за выкупленное предприятие (военная база+полицейский участок)
=14,75
+0,25 (за друга Себастьяна, Кора Флинн, №10)
+1 за коллекцию огранок (см. спойлер)
+1 за выкупленное предприятие (театр)
+1 за выкупленное предприятие (военная база+полицейский участок)
=14,75
Подруга Себастьяна
Огранки Май Мориэль
Выкупленное/учредители
Деньги от продажи камней с огранками от Май
Огранки Май Мориэль
Выкупленное/учредители
Деньги от продажи камней с огранками от Май
Последнее редактирование: